Страшный приснится сон мрачный бежит бизон

Страшный сон из детства, который я помню до сих пор.

Мелкие подробности этого сна в памяти уже потерло время, но то чувство примитивного ужаса и безысходности я помню и сейчас (хотя прошло уже больше 13-ти лет). Во сне я гулял со своими друзьями возле дома, где мы жили. Кто-то играл в мяч, кто-то катался на велике. Возле дома (и в реале и во сне), через дорогу, была стройка огороженная высоким синим забором. Я не помню откуда вышли очень быстрым шагом четверо мужчин. несших на своих плечах сколоченный из досок этого самого синего забора гроб.

Увидев меня они ускорили свой шаг, а гроб тем временем стал хлипким и начал разваливаться от их быстрого шага. Я обернулся и увидел как все мои друзья, еще совсем недавно веселящиеся позади меня, бежали в рассыпную и кричали от страха. Возле меня стоял седой (на сколько помню) священник в черной рясе, а в руках у него был большой похоронный венок. Он кинулся на меня и пытался поймать меня в этот самый венок, я убегал и уворачивался как мог, но ноги были ватные (как чаще всего бывает во сне). Я проснулся в ужасе на том моменте, когда четверо мужчин быстрым шагом нагнали меня, и священник был уже близко. Насколько я помню они не поймали меня, но страх перед священниками подобного типа остался навсегда.

В реале был тоже случай, когда я вывалил кирпичиков. Это было когда я служил в армии, и так получилось, что на несколько недель я стал писарем в приемной командира части. И вот в один поздний осенний вечер я услышал приближающийся голос, монотонно бубнящий молитву. Кирпич вывалился в момент когда я увидел приближающийся ко мне высокий силуэт с махающий кадилом (или как его там), пахло ладаном. Коридор был длинный и он шел прямо ком не, я уже был в оцепенении. В приемную зашел высокий седой священник, он (я так понял) освятил штаб, так же зашел в приемную и в кабинет командира части (его уже не было). Пообщавшись с офицерами я понял что часть периодически освящают. Было дело, что там периодически совершали суицид офицеры. Один офицер повесился (проблемы в личной жизни), другой застрелился (неуставные), и солдат, которого электричеством убило.

P.S. во всякую мистику я не верю, но жуткие вещи реально происходили в моей жизни много раз.

Найдены возможные дубликаты

С кем из друзей не общался на тему снов-кошмаров, большинство помнят только один, но очень страшный и реалистичный, который каждому врезался в память. Расскажу о своём, с предыстории. В возрасте 6-7 лет гостил у бабушки в деревне, дом отапливался печью и прогревался довольно долго, так что пол был постоянно холодным. Бабуля ругалась, что я не ношу в доме валенки и застужаю ноги (сама носила их круглый год, в жару заменяя на сапоги или галоши). Ругала и в тот день, прямо перед тем, как я лёг спать днём. Собственно, сон. Всё выглядит совершенно естественным, просыпаюсь (во сне!), бросаю презрительный взгляд на валенки, отпинываю их и медленным шагом продвигаюсь из спальни в зал. Застываю в зале, потому что стол, стулья, диваны, шкаф и полка телевизора стоят примерно там же, но сдвинуты и повёрнуты. В общем, валенкам очень не понравилось моё отношение. Надо признать, когда они стали так естественно передвигаться, выглядело это просто демонически, как будто идёт невидимый и едва заметная тень от него на шкафу и такая. слоистая что ли. И происходит то всё в реальности, проснулся же! В погоне прыгал по предметам и была уверенность, что если слезу с диванов, стола на пол — тут же валенки догонят. Сама собой в голову пришла мысль, что в замкнутом пространстве у меня ограниченные возможности, а потому шансов мало. Бросив в валенки покрывало и подушки, сорвался на улицу через прихожую и крыльцо. А там мир серый какой-то, безжизненный, дыхание стало сухим, кожа обветрила, движения скованные, звуки приглушённые. Дальше всё, что запомнил — замершие люди, как будто время остановилось, глаза пустые, кожа погрубевшая, словно на этом месте годами стоят. Кричу им, дёргаю за одежду — ноль внимания. На крики во сне прибежала бабушка и разбудила меня. С валенками с того дня никаких шуток.

Через какое-то время сон повторялся, если так можно сказать, но в новых уже всё было понятно, как будто пришёл в это место снова и всё помнил. И валенок не было, зато кто-то или что-то за мной бегало в серых потрёпанных одеждах.

Блин, по некоторым снам можно ужастики снимать (иногда трешовые))

Это жеж врата в мир Шеогарата

Смертельная усталость

О лунатиках

Лунатизм

Этот малыш постоянно вылазил из своей кровати, чтобы спать вместе с псом на его подстилке

Перевод в комментариях (пост не разрешил вставить его позже, слишком много букав)).

Если меня приснят

Сразу признаюсь, что рассказываю эту историю из чисто эгоистических соображений: есть гипотеза, что меня немного попустит, если я сделаю эту фантазию некой внешней, отдельной от меня, вещью. Вот и проверю.

До недавнего времени я работал на предприятии, производящем, предположим для конспирации, фингербоксы. Товар это ходовой, людям нужный, так что производство всегда обеспечено заказами и приносит неплохую прибыль. Да только мало что из той прибыли перепадает простым сотрудникам: если ты не относишься к числу нескольких «небожителей» из начальства, или не являешься кем-нибудь из их холуев, то даже весьма невысокую зарплату тебе будут отдавать очень неохотно, используя все более или менее законные возможности хоть немного задержать выплаты. Понятия не имею, чем это объяснить. О премиях, снабжении необходимым для работы и другом «нерациональном» расходовании средств и говорить не приходится – начальство собаку съело на затягивании поясов. Поясов рядовых сотрудников, конечно. В общем, начальство там «любят». Это для того, чтобы вы лучше представляли атмосферу предприятия и антагонизм классов.

Но в остальном мне грех было жаловаться. Работал я в административном крыле, и моя работа предполагала, что я в любой момент мог находиться где угодно на территории предприятия – начальник отдела не следил за мной, удовлетворяясь только вовремя сделанной работой. Разумеется, я злоупотреблял таким положением дел, растягивая перекуры иной раз до получаса. Курить я ходил не в нашу курилку для «белых воротничков», а на Бродвей – так у нас называли внутренний проезд к складам в дальней части здания. По сути прямо в стене здания установлены большие ворота, через которые грузовики (и даже фуры) заезжают в высокий пятидесятиметровый коридор, и в нем загружаются не имеющими аналогов фингербоксами, или выгружают сырье. Вот этот коридор-проезд и называют проспектом, бульваром или Бродвеем. Вокруг расположились цеха и машинные залы, снизу зловеще гудит насосами огромный подвал, а в самом коридоре недалеко от ворот – ниша со скамеечками и ведром в центре. Курилка на Бродвее. По проезду снуют водители, рабочие, инженеры, заглядывают на пять минут в курилку, наспех курят и/или обмениваются сплетнями, снова исчезают в круговороте производственных и логистических процессов. Истинный центр предприятия!

Разумеется, есть и постоянные посетители. В их число входил и, назовем его так, Петрович – замдиректора, редиска, западлист, баба базарная и, по слухам, стукач. Как видите, характеристика крайне неприглядная. Но были у Петровича и положительные черты! Был он очень харизматичным человеком, прекрасным рассказчиком и единственным начальником, который не строил из себя небожителя – на моей памяти, ни один другой гусь в пиджаке не входил под высокие своды нашей ниши, не садился на скамеечку рядом с простыми парнями и не заводил с ходу: «Влади-и-мир, ну что, головушка после вчерашнего бо-бо, да? А-ха-ха!» Он всех называл на «вы» и полным именем, зачастую умудряясь совмещать в одной фразе вежливость и трехэтажный мат. Знал он великое множество историй обо всем на свете, на все имел свое довольно дилетантское, но твердое мнение; были у него и характерные жесты и мимика. До сих пор перед глазами стоит картина, как он эмоционально хлопает себя по бедрам, подходя к кульминации очередной истории. Так что, хоть и успел он сделать немало дерьма обитателям Бродвея, но все же был желанным гостем. Главное было не распускать язык о состоянии дел на родимом предприятии, а то вдруг и вправду – стукач?

А почему «был», «было»? Вот послушайте.

В последний раз, когда я видел Петровича, на перекур пришел подсобный рабочий, допустим, Вася. Петрович весьма любил подкалывать и задирать его, не опускаясь, впрочем, до оскорблений. И вот Вася, подкурив сигаретку и хитро посмотрев на замдиректора, сказал:

«Ух, какой мне недавно сон приснился, целый триллер про чудовище, ну, как там еще Чужого по-научному называют, чупакабра. «

«Ксеноморф!» – подсказал я.

«Да, про ксеноморфа. И вы тоже там были, Петрович», – с недоброй улыбкой закончил вступление Вася.

Петрович, конечно, тут же высказался, что молодой гетеросексуальный парень во снах должен видеть телок (пардон, дамы, с чужого голоса пою), а не пожилых мужчин.

Вася никакого внимания на подколку не обратил, и продолжил:

«Приснилось, в общем, что за какой-то надобностью занесло меня в административный корпус, и вдруг там громкоговорители на стенах ожили! Все вокруг струхнули, все-таки, никогда эти раструбы не работали, все уже думали, что только в случае ядерной войны по ним что-нибудь передадут. «

«Х..ево вы думали, Василий. Ядерная война – слишком слабый повод; там как минимум Сам должен помирать, чтобы директор раскошелился на починку», – политика была одним из коньков Петровича, даже более любимым, чем половой вопрос.

«Ну вот, а вышло еще круче: передали, что по кабинетам гуляет космический монстр, и все должны выполнять какой-то протокол. Не знаю, что за протокол, но люди куда-то разбежались, а в кабинетах я нашел только несколько жутко истерзанных трупов», – продолжил Вася.

«А дирека тоже схавали?» – со странным вожделением спросил один из присутствующих слесарей.

«Не знаю, помню только, что так драпал оттуда, что кажется, будто телепортировался прыжками. Ну, во снах так бывает, все лучше, чем бежать как в молоке. И вот забежал я на какой-то балкон, а там девка из бухгалтерии стоит. «

«Я бы вам, Василий, сказал, что у нормального парня должно стоять наедине с девкой из бухгалтерии!» – не преминул вставить свои пять копеек Петрович.

«Вы не портите мой рассказ, – с укором глянул Вася. – В общем, показала она мне узкую длинную коробку и предложила в нее спрятаться. Сел я на четвереньки, она залезла мне на плечи, а сверху надела на нас коробку».

Тут, вполне ожидаемо, Петрович зашелся смехом на весь Бродвей, застучал себя по бедрам, и популярно объяснил незадачливому Василию, что такая диспозиция означает с точки зрения фрейдизма – в его, Петровича, понимании, конечно.

Вася, впрочем, не смутился и продолжал:

«А вот оказалось, что правильно все я сделал! Только спрятались, как рядом раздался шум, а потом стало светло. Поднимаю я голову, а большей части коробки уже нет, и девушки тоже нет, только следы когтей на цементе».

«Ну а кровь? Монстр бухгалтершу утащил, или задрал?» – не удержался я от вопроса.

«Не знаю. А потом откуда-то снаружи на балкон вылез Петрович и принялся рассказывать, как в прошлый раз ксеноморф приходил и что творил. И так вы, Петрович, во время рассказа смеялись и хлопали ладонями, что я от страха голоса лишился. Все-таки, рядом монстр ходит, того и гляди услышит, а прятаться больше негде!» – у Васи аж глаза округлились, как будто он до сих пор переживал этот кошмар.

«И как, пришел монстр?» – спросил я.

«Без понятия. На этом месте я понял, что сплю, и пожелал проснуться. И проснулся», – тут он повернулся всем корпусом к Петровичу и неприятно-зловеще процедил: «А вы, Петрович, там остались».

Я посмотрел на Петровича, и мне стало тревожно. Никак он не прокомментировал последнюю часть Васиного рассказа, и лицо у него было бледным, а рукой он как-то нехорошо, беспокойно теребил под пиджаком нагрудный карман рубашки.

То было в пятницу, а в понедельник эксцентричный замдиректора не появился на Бродвее. Позже я узнал, что на выходных у него стало плохо с сердцем. Не откачали.

Народ еще неделю посудачил о безвременной кончине Петровича, да и все, круги по воде разошлись и затихли. Только вот у меня из головы не шла та картина: «вы там остались» и бледный Петрович, обративший расфокусированный взгляд куда-то мимо. Уже не здесь.

Конечно, всего этого явно недостаточно, чтобы занимать ваше внимание. Так было потом еще кое-что!

Вскоре я после работы отвозил на поезд жену и мать ее, ну, в смысле, свою тещу. А вернувшись домой поздно вечером, извлек из недр книжного шкафа заначенную бутылку виски. Алкоголь я не жалую, но женатые читатели прекрасно понимают, как порою мужчине хочется хоть на несколько дней снова стать беззаботным холостяком! В общем, приземлился я на кухне с широкодонным стаканом и вискарем, приобщился к чуждой буржуазной культуре, полистал в телефоне новостную ленту, ничего, впрочем, не читая, да и одолела меня тяжелая сонливость. Надо перекусить, надо сходить в ванную, надо постель поменять. Но это подождет еще пять минут, а сейчас у меня есть время отодвинуть в сторону стакан и лечь лбом на стол, подложив в качестве подушки собственную руку. Просто немного полежать, поискать порядка в мыслях.

Спустя вечность или мгновение я обнаружил себя в узкой комнате с высоким потолком, с цементным полом и зеленой краской на стенах. Вдоль одной длинной стены стоял массивный пыльный стеллаж с какими-то приспособлениями и деталями, на противоположной стене замызганный плафон лампы дневного света освещал пару постеров с красавицами из 90-х. В дальнем торце комнаты всеми четырьмя расшатанными ножками цеплялся за жизнь видавший Брежнева стул. А я сидел на полу в другом торце, возле двери. Оглядевшись вокруг, я пришел к выводу, что занесло меня в одну из кандеек близ Бродвея – я был из административного, но общий, с позволения сказать, стиль наших производственных помещений узнал.

И на стуле том я в какой-то момент увидел Васю.

«Ты что здесь делаешь?» – как мне показалось, с досадой спросил Вася.

«Ну вот, свою-то с тещей на поезд проводил, теперь превращаюсь в обезьяну обратно, – честно признался я. – Ну а ты чего на работе так поздно?»

«Да понимаешь, я теперь каждый вечер перед сном изо всех сил представляю себе того ксеноморфа и кого-нибудь из неприятных мне людей, чтобы проснуться и оставить их наедине. А тут ты влез, но ты ведь парень нормальный. Уж не обессудь, ошибки всегда возможны», – отвечал Вася.

«Тогда не буду тебе мешать», – сказал я, встал и повернулся к двери. А руку к дверной ручке протянуть не могу. Не чувствую руку!

Тут я заметался, пробиваясь сквозь слои душной тьмы и вдруг ощутил боль во лбу, проехавшись им по чему-то чужому, бесчувственному. Я проснулся, резко выпрямившись на кухонной тахте. Саднил належанный лоб, начинало покалывать потерявшую чувствительность руку, от прежней неудобной позы болели ноги. А я все не мог отделаться от ощущения, что сейчас где-то там Вася продолжает сидеть в пыльной кандейке, пытаясь затянуть к себе жертву. Вторую жертву.

Вы, наверно, ждете, что я напишу, будто бы у нас начали помирать начальнички-ворюги, а Вася при встрече сделал жирный намек, что мы встречались по-настоящему в тех сонных эмпиреях? Вынужден вас разочаровать, ничего подобного не было. Я все реже ходил на Бродвей, потом вовсе бросил курить и перестал прошляпываться в курилках. А несколько месяцев назад нашел себе работу получше.

Так о чем история? Не знаю. Об идее фикс, наверно. Просто чтобы вы понимали, я не верю в мистику-шмистику, не верю в экстрасенсорные способности, да и вообще я скучный материалист. Я прекрасно понимаю, что Петрович мог маяться сердцем уже давно, а Вася приукрасил свой сон ради эффектного рассказа. И тогда, в последний рабочий день Петровича у него сердечко екнуло – и Васин рассказ тут не при чем; Петрович, скорее всего окончание уже не слушал, и Васино выступление было зазря. Ну а сны – иногда это просто сны.

А все равно я подспудно старался избегать встреч с Васей, пока работал на фингербоксовом заводе. Просто не хочу, чтобы он меня помнил. И сейчас стараюсь не думать обо всем этом на сон грядущий. И все чаще задумываюсь, не обидел ли я кого за день? А то мало ли, во что я там не верю. Можно не верить и гордиться этим, но что я буду делать, если меня приснят и не отпустят?

Автор: Коммандер Стась (CMDR Ctacb)

Скиталец Онейрона

С раннего детства мне часто снились яркие, подробные и детализированные сны. В этих снах я осознавал, что сплю, и сон менялся в соответствии с моими желаниями. У меня получалось управлять этими снами, и они дарили мне незабываемые впечатления. А когда наутро я рассказывал о них родителям, они качали головами и со смехом говорили, что у меня чересчур богатое воображение.

По мере взросления осознанные сны пошли на убыль. В старших классах я перестал запоминать их после пробуждения; мне даже казалось, что мне вовсе ничего не снится. Но сны, конечно же, снились. Те, что я запомнил, были тусклыми, невнятными, навеянными дневными впечатлениями, вовсе бессмысленными или представляли собой продукт буйной эротической фантазии, помноженной на юношеские комплексы.

Впрочем, время от времени, очень редко, яркие осознанные сны возвращались, причём совершенно независимо от дневных переживаний. Утром, едва проснувшись и толком не разлепив глаза, я садился записывать эти сны и пытался зарисовать особо колоритные моменты.

В студенческие времена в институте иностранных языков я это дело совсем забросил, тем более что осознанные сны мне практически перестали сниться. Хватало других занятий. Во-первых, оказалось, что мне, в целом порядочному раздолбаю и лентяю, нравится изучать иностранные языки. Я делал большие успехи в изучении английского и немецкого языков, планировал заняться японским и китайским, и преподаватели начали меня выделять. На четвёртом курсе я занял второе место в областной олимпиаде по английскому языку и в рамках Олимпийского гранта смотался на недельку в Лондон. Эта поездка меня ещё больше замотивировала. Во-вторых, я влюбился в одногруппницу Ольгу — девушку, которая тащилась от всего сверхъестественного, паранормального и загробного. Она вела канал на Ютюбе на эту тему; подписчиков и просмотров у неё было немного, но её азарт от этого меньше не становился. С ней не было скучно. В-третьих, еще не получив диплом, я благодаря случайности нашёл работу переводчика сразу в двух местах. В маленькой фирме, которая ввозила из Японии БАДы, и ей нужно было, чтобы кто-нибудь, не очень требовательный к величине гонорара, переводил инструкции. И в недавно открывшемся крохотном издательстве, специализирующемся на выпуске современной зарубежной литературы.

Работа эта была удалённой, я справлялся, в принципе, неплохо, денег хватало, чтобы питаться за свой счёт, и родители оценили мои усилия: выделили мне целую квартиру-полуторку, оставшуюся после дедушки. Конечно, эта квартира не отличалась особыми размерами, да и располагалась на втором этаже трёхэтажной хрущёвки. Зато это был почти центр города, притом очень тихий район, а дом его жители содержали в идеальном состоянии. И вообще, это было начало моей самостоятельной жизни.

Казалось бы, живи и радуйся. Жильё есть, работа есть — осталось только получить диплом и жениться. Но тут со мной произошла беда, и всё пошло наперекосяк.

Наверное, несмотря на все успехи на лоне лингвистики, мои мозги особой развитостью не отличались. Иначе трудно объяснить то, что я провернул. Чтобы впечатлить Олю, я залез в давно заброшенные каменоломни в пятнадцати километрах от города, о которых ходили слухи, что в них до сих пор бродят призраки погибших рабочих. Я собирался снять обалденный видеорепортаж прямо из каменоломен и отдать его Оле, чтобы она разместила его на своем канале. Видеоролик соберёт огромное количество лайков и подписчиков, и благодарная Оля окажется в полном моем распоряжении. В призраков рабочих я, ясное дело, абсолютно не верил.

Так как я готовил сюрприз, о своих планах я ни с кем не поделился. До каменоломен доехал на старом велосипеде, спрятал его в густом подлеске возле входа и без особых затруднений забрался в подземелье. Вход в каменоломни был закрыт массивной деревянной дверью, обитой металлическими листами. Но диггеры, подростки и бродяги всех мастей давным-давно сломали часть двери, отогнули металл, так что забраться внутрь ползком было легко, если только ты не жирдяй. А я не отличался массивным телосложением, хотя и был жилистым.

Прежде чем залезать внутрь, я огляделся. Лишних свидетелей моего поступка быть не должно. Никого и не было видно. За небольшим редким лесочком по трассе проносились крупногабаритные машины, чуть левее в зарослях камыша журчал ручей, а прямо передо мной, над входом в каменоломни, ввысь и вдаль уходил пологий склон горы, сплошь заросший елями. В камышах кто-то шуршал, возился, иногда гавкал и скулил. Я знал, что здесь много бродячих собак, которые подкармливаются возле кафе для дальнобойщиков неподалеку.

Очутившись внутри, я включил фонарь и камеру на мобильном телефоне и принялся снимать видеорепортаж, который должен был открыть мне путь к сердцу Ольги. Воздух в каменоломнях был холодным, душным и влажным, потолки низко нависали над головой, иногда приходилось наклоняться, чтобы не удариться теменем о подпорку. Под ногами хрустели щебёнка и мелкие куски породы. Кое-где остались куски от рельсов для вагонеток — те, что ещё не упёрли трудолюбивые жители окрестностей.

В бытность свою школьником, я не раз с друзьями залезал сюда. Но забирались мы не очень далеко: духа не хватало. К тому же через несколько десятков метров штрек сильно сужался, его частично перегораживал давний обвал, под ногами хлюпала вода, стекавшая с пористых стен. Боковые ответвления по большей части заканчивались тупиками. В любое время года здесь царил жуткий холод. Те отчаянные головы, которые преодолевали завал, рассказывали, что дальше туннель раздваивается. Один рукав ведёт к полуобрушенной шахте, в которую так и никто не осмелился спуститься, другой — к узкому лазу в почти отвесной, но невысокой скале над речкой в паре сотнях метров от главного входа.

Я осторожно двинулся вперёд. Луч фонаря разрезал плотную, почти осязаемую тьму. Стены сочились влагой, неприятно пахло сыростью, заброшенностью, землёй и мокрым известняком. Вжимая голову в плечи, я комментировал свои действия на камеру:

— Итак, дорогие зрители, я прошёл примерно уже около сотни шагов… Сказать, что здесь стрёмно, значит ничего не сказать. Душно, сыро, холодно и воняет! Если оглянуться, то входа уже не видно… Вот, посмотрите. Конечно, обвала можно не бояться, риск совсем мизерный. Почти за целый век здесь не было ни одного существенного обвала. Разве что кое-где частично засыпало проход. К одному из таких завалов мы и движемся… Но, знаете, постоянно такое чувство, как будто за тобой наблюдают.

Понятное дело, что никакого чувства, как будто за мной наблюдают, я не испытывал. Старался играть на публику, нагнетать саспенс; зрители паранормальных каналов на Ютубе такое любят.Однако, когда я преодолел завал и отступать в случае чего стало намного сложнее, мне на самом деле стало очень не по себе. Тем не менее, нужно было доделать начатое.

Я благополучно добрался до шахты и снял на видео её зияющее жерло. Брошенный камень летел недолго и плюхнулся в воду. Куда бы не вела эта шахта, она была затоплена. Лезть туда бесполезно, если только ты не дайвер и спелеолог в одном флаконе. Я вернулся к развилке и пошёл по другому тоннелю. Пока шёл, а под ногами хрустели камни и чавкала грязь, мне несколько раз чудилось, будто за мной кто-то крадется. Сдерживая дрожь, я быстро оглядывался и освещал проход позади себя лучом фонаря. Там, естественно, никого не было, но черный мрак, свернувшийся в конце тоннеля, словно бы таращился на меня с неодобрением и угрозой.

Я думал, что если передам на камеру хотя бы один процент того, что испытываю, то успех видеоролика будет таким же бесспорным, как завтрашний восход солнца. Но одновременно понимал, что бродить по подземному тоннелю одному — это совсем не то же самое, что сидеть в комфортабельном кресле у себя дома перед экраном компьютера и просматривать отснятый материал.

Тоннель никак не кончался. Я собирался повернуть назад, когда впереди повеяло свежим воздухом. Выяснилось, что я дошёл до того самого узкого лаза. Вскоре прямо по курсу замелькал солнечный свет, проникавший в расселину, и послышалось журчание воды. Вероятно, именно в этот момент я потерял бдительность. Сломя голову бросился вперёд и плечом врезался в подпорку, сложенную из известняковых блоков, — такие штуки время от времени встречались по дороге. Подпорка рухнула, от удара фонарь вылетел из руки. Что-то глухо зашумело, зарокотало, внезапно с силой ударило меня по голове и спине, и я отключился.

Очнулся от боли во всем теле. Меня завалило камнями и песком. Видимо, обрушилась часть свода; не так уж много, чтобы раздавить меня в лепешку, но не так уж и мало, чтобы я мог выбраться без посторонней помощи. Я лежал на животе, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, а прямо перед носом в лучах солнечного света искрился блестящий камушек размером с гусиное яйцо.

«Вот и допрыгался!» — мелькнуло в голове.

Я пытался дёргаться, но ничего не получалось. Грунт сдавил меня так плотно и сильно, что я едва дышал. Наружу торчала только голова. Когда я в полной мере осознал, в какой ситуации очутился, меня охватил такой лютый ужас, какой я не испытывал никогда в жизни. Я заорал, но вместо крика из глотки вырвалось какое-то невнятное хрипение.

Я изо всех сил напрягал все мускулы, пытаясь хоть немного сдвинуть камни. Всё было бесполезно, меня словно спеленали в каменный саван и зацементировали. Я мог только слегка шевелить головой. Дыхание стало поверхностным, грудь сдавливало со всех сторон: ни набрать воздуха, ни крикнуть.

В последующие несколько минут — или часов — я делал титанические усилия, чтобы освободиться. Пот катил с меня градом. Потом силы меня покинули. Тело начало неметь. Я понимал, что это моя смерть — кошмарная смерть за непонятно какие грехи. Если эта каменная масса внезапно сдвинется с места и раздавит меня, считайте, мне повезло.

Свет из щели медленно тускнел. Река продолжала как ни в чём ни бывало журчать, пели птицы и иногда лаяли бродячие дворняжки. Шумели фуры. Люди были совсем близко, но мне от них не было никакой пользы. В голове теснились беспорядочные мысли. Я то засыпал, то просыпался. Во сне мне казалось, что я ухитрился освободить руку и достать мобильный телефон. Но затем просыпался и с отчаянием осознавал, что ничего не изменилось.

Когда наступил вечер, я перестал чувствовать тело. Оно полностью онемело. Я будто бы стал одной головой, парящей в пространстве в нескольких сантиметрах от каменного пола. С заходом солнца камень, лежащий передо мной, перестал блестеть, но я знал, что он там же, на старом месте. Теперь, когда вокруг меня сгустилась тьма, я перестал быть даже головой. От меня осталось одно лишь смутное сознание, которое слабо улавливало биение сердца под грудами камней.

Меня начали мучить жажда и галлюцинации. Я не сразу сообразил, что это мне мерещится. До меня доносились шаги, разговоры, ехидное хихиканье. Кто-то вне поля моего зрения обсуждал моё положение, но не собирался помогать. Я звал на помощь, но не мог издать ни звука. Я проклинал их пересохшим ртом, хрипло ругал на чем свет стоит. В ответ невидимая компания удивленно замолкала, затем разражалась злорадным смехом и продолжала болтать как ни в чём ни бывало. Слов я не различал, но подозревал, что они говорят обо мне.

Спустя какое-то время — понятия не имею, какое именно, — весёлая компания исчезла. Зато появились другие.

Эти другие были гораздо хуже, чем те, первые. Они шелестели совсем рядом и, как мне представлялось, с интересом разглядывали меня. Они или молчали, или переговаривались тихими голосами на непонятном шуршащем языке, который я при всем старании не мог отнести ни к одной языковой группе. Несколько раз я явственно ощутил их мягкие прикосновения на лице, словно сухие, тонкие и прохладные щупальца касались моего лба, носа и щёк. Я догадывался, что это не люди, что они совсем на нас не похожи и мыслят они совсем иначе. Может быть, добро для них зло, а зло добро. Может быть, наблюдать за моими мучениями и смертью — для них великое наслаждение. От шелеста их голосов, от их мягких вкрадчивых прикосновений становилось дурно.

Я проваливался в сон, полубезумный и бредовый. Снилась Ольга, которая восхищенно что-то говорила о моём видеоролике,снятом в каменоломнях. Появлялись и исчезали знакомые и незнакомые люди, я находился то в одном, то в другом месте. Но даже в этих снах меня точила мысль, что что-то не так…

Я ненадолго очнулся перед рассветом. В щель сеялся слабый утренний свет. Камень перед моими глазами снова искрился. Мозг заработал на редкость хорошо, я всё вспомнил, но не ужаснулся — не было сил. Мной овладело болезненное равнодушие. Я слушал шум снаружи, смотрел на искрящийся камень и беззвучно что-то напевал себе под нос. Язык распух в пересохшем рту. Мысли в голове еле ворочались, вялые, неживые, бессвязные.

Незаметно я снова провалился в сон. На сей раз сон яркий, подробный, реалистичный. Снилось, что я легко, без малейших затруднений вылезаю из-под камней, как бесплотное привидение. Подхожу-подплываю к щели, просачиваюсь сквозь неё. Слышу все звуки, улавливаю все запахи — ароматы цветов, холодный запах хвои, свежий запах воды и вонь автомобильных выхлопов. Кожей чувствую тепло солнечных лучей. Я вижу каждую травинку, каждый листик на дереве. Пожалуй, моё зрение, слух и обоняние лучше, чем когда бы то ни было. Я даже воспринимаю то, чего обычно в жизни никогда не воспринимал.

Солнце светит не белым светом, как обычно, а радужным. Его лучи, косо пронизывающие массивные кучевые облака, отливают всеми цветами радуги. Редкий лесочек имеет сотни оттенков зеленого, бурого и жёлтого. Клиновидная полянка между берегом реки и лесочком и вовсе расцвечена ультрамарином. Быстро текущая вода внизу, под расселиной, разбрасывает искры неописуемого цвета. Я с любопытством обнаруживаю, что вижу цвета невидимого спектра. Небо, помимо лазури, отсвечивает ровным инфракрасным цветом с вкраплениями далеких космических радиовспышек. Насыщенный ультрафиолет жадно поглощается травой.

Я слышу звон пчелиных крыльев на пасеке километрах в пятнадцати отсюда. Слышу далёкий нарастающий вой поднимающегося солнца, шёпот облаков, бормотание земных недр, мечущееся эхо межзвездных пространств. Я чувствую барабанную дробь атомов и молекул воздуха о свою кожу. Я знаю, на сколько градусов по Цельсию сейчас нагрет этот воздух, вплоть до тысячных долей.

А еще я вижу звуки и слышу цвет. Я чувствую их всем телом. У меня тысячи органов чувств — и нет ни одного.

Меня наполняет блаженство; я возношусь в небо, купаясь в тёплых солнечных лучах. К счастью, это состояние длится недолго. Я вовремя вспоминаю, что моё настоящее тело — настоящее ли? — погребено под камнями. Мне нужна помощь…

Я «озираюсь» вокруг, не используя зрение, и зову на помощь на всех частотах. Замолкаю и жду ответ. Ответа нет, лишь воет восходящее солнце и переговариваются облака. Затем ответ приходит. Его нельзя передать в словах или эмоциях. Это даже не обещание помочь. Это просто извещение, что меня услышали. Я не представляю, кто или что меня услышало, но радуюсь и этому. Кажется, оно идет сюда.

С облегчением я спускаюсь вниз, сливаюсь со своим физическим телом и погружаюсь в дремоту. Теперь надо лишь ждать.

В общей сложности я провалялся под завалом около двух с половиной суток. Без воды, еды и движения. Я то бредил, то терял сознание. Видения следовали за видениями, ощущение времени полностью извратилось. Я ясно воспринимал его как пространственное измерение, по которому можно передвигаться в разные стороны, причём не только в будущее или прошлое, но и в сторону, в хронокарманы и альтернативные вселенные. Это невозможно объяснить, это можно только пережить.

Я полностью пришел в себя в больнице, после целой недели искусственной комы, в течение которой врачи пытались не дать мне сдохнуть. У меня частично отшибло память, и стоило больших трудов восстановить все фрагменты произошедшего. Кроме вывихнутых мозгов пострадало тело. В списке значились: последствия краш-синдрома, почечная недостаточность, страшенные отеки, три сломанных ребра, трещина в правой малоберцовой кости, множественные гематомы и ушибы. В целом, физически я отделался легко. По крайней мере, ничего не пришлось ампутировать. Что касается головы, то тут дела обстояли похуже…

Много позже я узнал, кому обязан своим спасением. Дядя Роман, пенсионер и большой любитель рыбалки, по счастливой случайности в тот день обосновался в нескольких шагах от расселины. Он услышал слабые стоны и, вброд перебравшись на другой берег, обнаружил расселину и меня. С помощью саперной лопатки, которую он всегда возил в багажнике своих старых «Жигулей», он расширил проход, а потом откопал меня. Работенка была непростая. Нам обоим повезло: у него получилось спасти меня, а мне — выжить.

Эту версию он рассказывал везде: и в полиции, и врачам, и моим родителям. Мои родители его щедро отблагодарили, журналисты написали о нём в газете; моё имя, к счастью, не упоминалось. Он навестил меня трижды. Один раз в больнице и два раза дома, когда я уже выписался и катался по квартире на инвалидной коляске.

Во время третьего своего посещения, застав меня дома одного, без родителей, он сказал, пряча глаза и хмурясь:

— Ты меня извини, Денис, что наврал… Не мог иначе, слишком необычно, не поверили бы.

— Вы о чём, дядя Рома?

— Хочу, чтобы ты знал. Поверишь — не поверишь, дело твоё. Я ведь никаких стонов не слышал. И вообще в том месте не рыбачил. Я домой ехал, вдруг вижу: через дорогу целая свора собак перебегает. Бродячие псы, дворняжки. И много их было, штук тридцать, не меньше. Я притормозил, а сам думаю: бегут собачки по своим каким-то собачьим делам. А потом пригляделся: а среди них лисы есть, самые настоящие! И барсуки! И ещё какая-то мелочь бежит, вроде белок или сусликов, не поймёшь. И все дружненько этак бегут через дорогу в одну сторону.

— Лисы? — удивился я. — Белки?

— Я и сам охренел, ей богу! Притормозил на обочине, из машины вылез и тихонечко за этой компанией иду. Думаю: что это за собрание у них там? Они все кучей бегут к реке, переплывают через неё и лезут в ту дыру, что в каменоломни ведёт. Клянусь, они в тоннель забирались и тебя откапывали! Лапами рыли, все как один, представь? Я когда из любопытства в тоннель забрался, они тебя уже наполовину освободили. Мне и делать почти ничего не оставалось. Ты был без сознания, бормотал что-то. А эта хвостатая шушера умчалась по проходу вглубь каменоломен.

Дядя Рома продолжал уверять меня, что не обманывает, что сам в шоке и понимает всю фантастичность ситуации. Он говорил, что я должен знать правду. Что это чудо, и он бы с радостью рассказал об этом всем встречным-поперечным, если бы не боялся попасть в дурдом.

Я ему не поверил. Решил, что старик немного выжил из ума. Или был подшофе в тот день. Но он спас меня от страшной смерти, и его фантазии простительны.

Я никому не рассказал о нашем разговоре, но часто думал о нём. Я бы не стал забивать себе извилины этой историей, если бы не помнил запах псины в той пещере, скулёж и шум роющих лап. Правда, мне столько всего мерещилось, что я совсем запутался и иногда всерьёз считал, что у меня не все дома.

А поводов так считать у меня было предостаточно. Мне снова стали сниться яркие осознанные сны. Каждую ночь. Чуть ли не месяц кряду мне снилось одно и тоже место: обширная круглая равнина, похожая на чашу. Её края поднимались вверх и превращались в скалы со снежными вершинами. В центре блестело круглое прозрачное озеро, в его центре темнел островок, на котором росло необычайно красивое раскидистое дерево. Между далекой горной грядой и озером тут и там росли небольшие группки деревьев. В тёмно-синем небе громоздились пышные кучевые облака. Они никогда не закрывали огромный и не ослепляющий диск солнца и всегда полную серебряную Луну, которая висела в небе одновременно с солнцем.

В этом чашеобразном мире были свои обитатели. В сияющем пространстве проплывали странные бесформенные существа, похожие на полупрозрачные разноцветные полотнища, которые медленно сворачивались в комья и так же медленно разворачивались. Над водой озера скользили розовые облачка, из которых внезапно высовывались человеческие руки и ноги. В предгорьях бегали целые стада фиолетовых существ наподобие страусов, только ноги у них были словно гофрированные шланги, и вместо шеи и головы торчал ещё один шланг, потолще. На его конце блестел единственный глаз.

Довольно редко я видел в этом мире обычных животных, вроде слонов и мохнатых бизонов, но они скорее напоминали призрачные миражи, что колыхались над землёй, как случайные отражения другого, далекого мира.

Иногда мне снились сны, в которых я бродил в своём собственном городе. В этом городе всегда были сумерки — вечерние или утренние, не поймёшь. По его улицам медленно брели люди, они не замечали меня и вообще не обращали ни на что внимания. В их внешности что-то было не так, что-то меня пугало, и я старался не заглядывать им в лица.

Все сны были осознанными, но я не мог произвольно менять их, как это обычно бывает. Я мог лишь свободно передвигаться в пределах сна или прерывать его, если мне становилось совсем не по себе. В литературе такие сны называются Онейрон, и я про себя так стал называть миры, в которые заносило моё сознание по ночам.

Спустя полгода я почти совсем реабилитировался. Первое время пошаливали почки, и на теле остались шрамы, где хирурги срезали омертвевшую после длительного сдавления ткань – в основном, на ногах. Но молодой организм взял своё. Уже то, что я мог самостоятельно ходить, сидеть, кушать и посещать туалет, радовало меня донельзя. С Ольгой, кстати, отношения не сложились. Сейчас она казалась мне взбалмошной, глупой и недалекой девкой. И что только я находил в ней раньше? Я налегал на учёбу, не отвлекаясь на баб, и это дало свои результаты. После окончания учебы я почти сразу нашёл работу в двух интернет-изданиях, где нужно было часто и качественно переводить статьи с английского и немецкого. В этом плане мне везло.

Мой уровень английского позволял заниматься синхронным переводом, который оплачивался гораздо выше, чем перевод текстов. Но я почему-то избегал такой работы, предпочитая удаленку. Жил в той же крохотной однушке в хрущёвке и вёл ночной образ жизни, потому что с некоторых пор спать ночью мне стало некомфортно.

Дело в том, что наряду со сновидениями о Чашеобразном мире, которые сами по себе были светлыми и ясными, но содержали в себе какую-то неясную тревогу, меня начали беспокоить сны иного характера. В них я покидал свое физическое тело, как тогда, в каменоломнях, и в виде астральной проекции — не знаю, как по-другому это обозвать, — летал якобы в реальном мире. До поры, до времени я считал, что всё это сон, и ничто другое. Пока однажды во сне не увидел, что в квартале от моего дома коммунальщики перерыли всю улицу, а до этого я во сне увидел начало этих работ.

Совпадение, подумал я. Но совпадения продолжились. В снах я видел вещи, которые имели место в реальном мире, но о которых я не знал заранее. Я долго решался и наконец решился снова съездить к каменоломням. В тех ярких психоделических видениях я рассмотрел клиновидную лужайку между речкой и лесом. В мои школьные дни там росли деревья и кусты; позже их, очевидно, вырубили. Эту лужайку наяву я никогда не видел.

Когда приехал к каменоломням, увидел. Она выглядела именно так, как в моих видениях, только цвета были естественными, из видимого диапазона.

Возможно, кто-нибудь другой на моем месте обрадовался бы таким экстрасенсорным способностям, но только не я. Во мне они вызывали дрожь. Не нужны мне были никакие экстрасенсорные способности и вещие сны. Я не знал, чего от них ждать в будущем. Когда я убедился, что действительно вижу вещие сны, обрадовало только одно соображение: я не сошёл с ума. Точнее, всё-таки сошёл, но не так, как обычные шизофреники.

Вообще, Онейрон начал меня пугать. Каким-то образом он был связан с миром умерших и ещё какими-то абсолютно нечеловеческими мирами. И я там был незваным гостем.

Волей-неволей я стал разбираться во всех этих мирах. Наблюдал, делал выводы. Читал литературу, перелопатил Интернет. Онейрон, например, подразделялся на Спутанный, Хаотичный и Упорядоченный. Спутанным я назвал тот мир осознанных снов, где реальность «перепуталась» с «астральным планом». В нём я гулял по настоящему миру, параллельно встречая то, чего в настоящем мире быть не должно. То есть в Спутанном Онейроне сон смешивался с явью. Хаотичный Онейрон больше всего напоминал обычный сон, в котором нет порядка и даже смысла, но он всегда оставался осознанным. Упорядоченный был относительно постоянным во времени и пространстве.

Источник статьи: https://pikabu.ru/story/strashnyiy_son_iz_detstva_kotoryiy_ya_pomnyu_do_sikh_por_4462129

Злой дух Ниагарского водопада (fb2)

Злой дух Ниагарского водопада Сказки североамериканских индейцев в обработке Розмари Клаус

«Присядьте рядом со мной, и выкурим трубку Мира и Взаимопонимания. Давайте станем Даром друг для друга. Давайте станем Пищей, насыщающей друг друга, чтобы все мы смогли Расти. Откроем друг другу все Пути нашей Земли».

Злой дух Ниагарского водопада

Ярко светили звезды над лесами и цветами, над холмами и спящими полями. Ветры отдыхали на вершинах скал, и тихо текли воды широкой реки.

Из мрака леса на простор вышли юноша и девушка. Угрюм, как у волка, был вид юноши. Но взгляд его смягчился, когда он посмотрел на девушку:

— Ты устала. Отдохни, Анута, здесь мы в безопасности. Твои земляки теперь нас не догонят. Ты приляг, а я поищу каноэ. На лодке мы переплывем на другой берег. Там земля моих отцов. Там я построю для нас дом, и каждый день будет приносить нам новые радости.

Но сердце девушки было охвачено тяжелыми предчувствиями: — Не оставляй меня одну, Мошарр! Послушай, как недобро шумит вода!

— Закрой глаза и не бойся! — успокаивал Мошарр девушку. — Я скоро вернусь.

Он ушел, но Анута не могла успокоиться. Ее руки дрожали от страха, и она продолжала шептать:

— Не оставляй меня одну, не оставляй меня одну!

Вскоре она услышала твердые шаги возлюбленного. Он стоял перед ней со смеющимися глазами и говорил:

— Это я. Не расстраивайся. На берегу ждет лодка, которая быстро доставит нас в родные места.

Анута успокоилась. Она прыгнула в лодку, юноша последовал за ней, и они поплыли вниз по течению.

Но вскоре девушка удивленно спросила своего спутника:

— Скажи, Мошарр, куда ты направляешь каноэ? Смотри — течение уносит нас.

— Не волнуйся, Анута, мы направляемся к берегу!

Теперь до ее слуха стал доноситься шум, подобный раскатам грома.

— Мошарр, куда ты ведешь лодку? Шум, который мы слышим, не может быть громом — на небе ни единого облачка.

— Может быть, это рассерженный голос Великого Духа?

— Нет, он дружелюбно настроен к девушкам племени ирокезов.

— Успокойся, Анута. Ночь прекрасна. Давай спустимся немного вниз по течению. Не бойся, в любое мгновение я смогу направить лодку к берегу.

Со скоростью стрелы они неслись вниз по дикой реке Ниагаре под мерцающими звездами.

— Мошарр, шум и грохот все ближе и ближе. Мне страшно.

— Не бойся. Это буря, которая шумит в вершинах высоких деревьев.

Все громче становились раскаты и грохот. Все стремительней неслась лодка.

Она мчалась навстречу страшному водопаду. Ни слезинки не появилось в глазах девушки, ни одна жалоба не сорвалась с ее губ. Ведь Мошарр с ней. Рядом с ним смерть не страшна.

Однако, когда лодка пронеслась мимо скалы, которая далеко вдавалась в русло реки, Анута издала пронзительный крик. Наверху, на краю скалы, стоял ее возлюбленный. Ужас исказил его лицо. В отчаянии он простирал к ней руки и выкрикивал ее имя. Но течение уносило лодку все дальше.

— Кто ты, принявший образ Мошарра? — в страхе спросила Анута своего спутника. — Что тебе надо от меня?

В ответ — ни слова. Лишь зловеще вспыхнули глаза лодочника. И вот каноэ уже захвачено водоворотом, бешено вращается по кругу и вместе с грохочущей водой устремляется в пучину.

А на скале стоит Мошарр. Он подобен каменному изваянию. Кто же принял его облик и похитил Ануту? Только один дух способен на такое колдовство — это внушающий страх, коварный и злой дух Ниагарского водопада. Никогда более Мошарр не увидит свою возлюбленную.

Уже гаснут звезды. От первых лучей солнца на горизонте ало вспыхивает белое облачко, и из него вылетает пестрая птичка. Она садится на плечо Мошарра и шепчет:

— Ты найдешь ее. Следуй за мной.

Теперь Мошарр знает: птичка в оперении всех цветов радуги — вестник Маниту, великого волшебника.

— Я иду за тобой, — отвечает он. — Никакая опасность не устрашит меня.

Птичка распускает свое сверкающее оперение, взмывает ввысь и ведет юношу к подземному ходу. Там неизвестность и мрак, дурманящие испарения застилают глаза, грохочут неистовые воды Ниагары. Мошарру казалось, что он теряет сознание в этом враждебном мире. Но он ступал твердо и уверенно, как надлежит воину ирокезов.

Он долго шел и, когда силы его были на исходе, достиг большой пещеры. Свет, излучаемый хрустальными стенами, в первую минуту ослепил его. И вдруг он увидел: посередине пещеры на ложе из мягкого мха лежит Анута. Лицо ее мертвенно бледно. Глаза ее плотно закрыты, потому что перед ней стоит дух Ниагары в своем истинном облике. Существо, на которое действительно страшно смотреть. На его черном лице блестят холодные зеленые глаза. Из его головы исходят сине-красные языки пламени, а уши у него, как у бизона. Клокочущим голосом он нашептывает девушке:

— Прекраснейший цветок ирокезов! Все сокровища, спрятанные мной в недрах моего царства, будут принадлежать тебе. Сокровища, каких твои глаза еще никогда не видели… Возьмешь ли ты меня в мужья?

Чудовище приходит в ярость. Подобно раскатам грома гремит его голос в громадной пещере:

— Ты пожалеешь об этом, упрямая тварь. Завтра я появлюсь перед тобой в ином облике, столь ужасном, что твое упрямство исчезнет, как снег под лучами солнца.

И он с грохотом исчез в расщелинах скал. А Мошарр спешит к возлюбленной. Он обнимает ее и с громким криком радости берет на руки и бежит к выходу. Пестрая птичка испуганно порхает впереди:

— О, ужасное чудовище приближается! Слышу его яростное шипение.

Ноги Мошарра легки, как у оленя. Все быстрей и быстрей вперед! И вот уже бледный луч света падает в темный ход. Желанная свобода близка. Еще минута, и Мошарр оказывается на зеленом берегу. Ах, как светит солнце! Какое голубое небо. Но — ни минуты отдыха. Опасность еще не миновала.

Из подземного хода раздается тяжелое дыхание. Злой дух Ниагарского водопада так легко не отдаст свою добычу. Подобно ветру спешит Мошарр с девушкой на руках подальше от пещеры, вслед за вестником Маниту в пестром оперении. А птичка летит в сторону большой березовой рощи: там, где начинается лес, власть чудовища кончается.

У самой опушки леса злой дух догоняет ирокезского юношу. Костлявые руки пытаются схватить черные волосы Ануты, но Мошарр бросается навстречу чудовищу и после яростной борьбы повергает его на землю.

В это мгновение со свистом налетает пестрая птичка. Она мала, но добрые дела удесятеряют силу. Острым клювом она подхватывает дух Ниагары и уносит его в березовую рощу. А там раздается громкое ликование. Множество добрых духов окружают чудовище, которое бессильно лежит на земле. Они связывают дух Ниагары и бросают в низвергающиеся воды реки, которые уносят его мимо скал в пучину. А пестрая птичка взмахнула своими блестящими крыльями и исчезла в белом облачке, которое подобно золоту сверкало в последних лучах солнца.

Мошарр с девушкой отправился в страну своих отцов. Там он построил дом, большой и крепкий. И каждый день приносил новые радости Мошарру и Ануте, двум храбрым ирокезам.

Месть Зокумани

Дочь Вихря из рода меномини была столь же красива, сколь и высокомерна. К ней сватались уже многие молодые воины, но ни одному из них не удавалось выполнить два условия, которые она ставила каждому жениху. Во-первых, он должен был обогнать ее в беге. А сделать это было трудно, потому что Дочь Вихря бегала быстрее оленя. Во-вторых, она требовала, чтобы он рассказал ей четыре сказки, которых она еще не слышала, причем без единой запинки. Дочь Вихря очень любила сказки и знала их великое множество. Так что и тут удивить ее было трудно.

В трех днях пути от деревни жил молодой воин по имени Зокумани, который отличался мужеством и умом. Ему первому удалось выдержать испытания. Но тщеславная девушка отказала и ему, потому что он был недостаточно красив для нее. Она высмеяла его перед всей деревней. Гордость Зокумани была настолько уязвлена, что он погрузился в глубокую печаль. День и ночь думал оскорбленный воин над тем, как отомстить высокомерной девушке. Но ничего придумать не смог и обратился за помощью к своему духу-покровителю. А когда обратился, то вдруг увидел, что повалил густой снег. Сбежались дети и стали лепить из снега фигурки.

Теперь Зокумани знал, как ему поступить. Из костей животных он собрал скелет, похожий на человеческий. С помощью снега он придал скелету форму индейца и надел на него одежду воина из рода меномини. Затем он украсил снежного человека ожерельями из медвежьих когтей, зубов животных, разноцветных камней и надел на него головной убор из орлиных перьев — знак выигранных поединков. Снежный человек получился на редкость хорош.

Столь рослого и великолепно одетого воина Зокумани никогда не видел. С помощью колдовских чар, которыми одарил его дух-покровитель, он вдохнул в свое создание жизнь, дал ему в руки лук и стрелы и сказал:

— Теперь ты воин, и зовут тебя Мувис. Иди в деревню, где живет Дочь Вихря.

Мувис послушно отправился в путь, а Зокумани тайком последовал за ним.

В деревне незнакомый великолепный воин вызвал восхищение. Дочь Вихря была настолько им очарована, что сразу же пригласила его в свое жилище — вигвам, всячески стараясь ему понравиться. Мувису красивая девушка также понравилась, и он напрямик спросил ее, согласна ли она стать его женой.

Тут Дочь Вихря впервые отказалась от испытаний, которым она подвергала своих женихов, и немедля вышла за Мувиса замуж. Она пошла с ним от вигвама к вигваму, чтобы все могли видеть, какого великолепного чужеземца ей удалось заполучить в мужья.

Вечером она приготовила ему ложе из медвежьих шкур.

Однако Мувис бросил испуганный взгляд на огонь, горевший посередине вигвама, обнаружил странное беспокойство и сказал:

— Я не хочу спать в вигваме, позволь мне лучше остаться снаружи.

Смеясь, Дочь Вихря сказала ему:

— Ты хочешь быть на страже, чтобы никто не обидел меня.

Ты действительно хороший муж.

Утром она предложила ему горячий медовый напиток, чтобы он согрелся, но он попросил кувшин холодной воды. С сияющей улыбкой Дочь Вихря взглянула на него:

— О Мувис, какой ты скромный.

А Зокумани наблюдал все это из-за укрытия. Когда он увидел, как влюблена Дочь Вихря в своего великолепного воина, он громко засмеялся. Но, чтобы не выдать себя, он стал подражать крику дрозда: «Зюзит-и-и-и… зюзит-и-и-и!»

Дочь Вихря заткнула уши и крикнула:

— Мувис, застрели наглого дрозда. Я не могу слушать его насмешливое пение.

Однако воин из снега не знал, как выглядит дрозд. За свою короткую жизнь он не видел этой птицы и очень смутился. Но жена проявила нетерпение, настаивала на своем, тогда он пустил стрелу в первую пролетавшую мимо птицу и попал в большую ворону:

— Но ты ведь убил ворону, — разочарованно сказала Дочь Вихря.

Однако муж ей возразил:

Тогда Дочь Вихря подумала: «Мувис — великий охотник, ему лучше знать, ворона это или дрозд». И успокоилась.

А зима подходила к концу. Теплый весенний ветер пронесся над землей, и солнце выглянуло из-за туч. И девушке захотелось странствовать. Она предложила своему мужу:

— Давай отправимся на юг, навстречу солнцу!

Мувис с трудом смог скрыть свой страх. Он возразил:

— А не лучше ли нам отправиться на север? Мне это было бы больше по нраву.

— Нет, на юг! — И она упрямо пошла вперед. Мувис последовал за ней, полный отчаяния. От быстрой ходьбы он так разогрелся, что чуть не растаял. Ему пришлось ступать еще более мужественно и гордо, чем прежде, чтобы его жена ничего не заметила. Некоторое время спустя Дочь Вихря обратилась к нему:

— А теперь ты должен рассказать мне сказку!

Но снежный человек никогда не слышал сказок и ни одной из них не знал. Молча шли они рядом навстречу солнцу. Девушка терпеливо ждала. «Мувис так напряженно вспоминает, что даже потеет, — подумала она. — Наверное, это будет красивая сказка».

По нему теперь действительно стекали многочисленные ручейки. Снежному человеку стало совсем плохо.

— Это плохо кончится, — простонал он. — Снег тает.

Дочь Вихря подумала, что он наконец начал рассказывать сказку, и от удовольствия захлопала в ладоши:

— Дальше, Мувис, дальше. Прекрасное начало!

Но продолжения не последовало. Снежный человек вдруг осел, ему только хватило сил отползти в тень дерева. Дочь Вихря испуганно подхватила его на руки и почувствовала, что он холоден как лед. Поэтому она потащила его из тени на жаркое солнце. Ему стало еще хуже. Воин-красавец совсем раскис.

— Это плохо кончится, — стонал он все жалобнее. — Снег тает!

Теперь Дочь Вихря испугалась:

— Не думай о сказке, дорогой Мувис. Полежи здесь, а я насобираю для тебя освежающие целебные травы.

Когда Дочь Вихря вернулась, от Мувиса остались только большая лужа воды, кости животных, его кожаная одежда и украшения.

От страха все целебные травы выпали у молодой жены из рук. Подобно каменному изваянию стояла она перед тем, что осталось от Мувиса. Ей пришлось осознать горькую правду, что она вышла замуж за снежного человека.

«Зюзит-и-и-и… зюзит-и-и-и!» — донесся крик дрозда из ближайших кустов. Это был Зокумани, который лежал в укрытии. То была его месть. Так он проучил высокомерную строптивую девушку из рода меномини за то, что она отказалась стать его женой.

Благородная каменная великанша

Это было в месяц падающих листьев. Молодой индеец собирался на большую охоту. Предстояло заготовить много мяса и шкур, так как зима была уже не за горами. И поскольку ему предстояло находиться в пути не одну неделю, он взял с собой жену, чтобы она ему помогала. На сани с собачьей упряжкой они сложили палатку, колья, охотничье снаряжение, домашний скарб, затем прикрепили на них люльку, в которой лежал младенец, и направились на запад, в большие леса.

Они были в середине пути, когда собака увидела бегущего зайца. Не обращая внимания на крик хозяина, она погналась за ним. Сани с ребенком и скарбом, раскачиваясь, скользили следом. С яростным лаем она продиралась через лесную чащу. Лес кончился, начался подъем в горы. Одинокий беркут парил в небе, и скалы горели в лучах заходящего солнца. Внезапно заяц исчез в темной пещере. На его месте широко и могуче восседал каменный великан. Собака в страхе пустилась наутек. Но каменный великан уже успел выхватить ребенка из люльки. Рассматривая барахтающееся существо вблизи, он так смеялся, что горы отзывались эхом.

— Какая игрушка! Я давно мечтал о такой! — гудел он удовлетворенно, подбрасывая ребенка до самых облаков. Чем жалобней тот кричал и плакал, тем больше удовольствия доставлял великану. Наконец великан устал от этой игры. Он уже собирался бросить израненного младенца в горное ущелье, но тут домой вернулась каменная великанша.

— Остановись, чудовище! — крикнула она в гневе. — Не причиняй ребенку еще большего зла. Он и так вряд ли останется в живых!

— Не поднимай шума, жена, — гудел каменный великан. — Это всего лишь дитя человеческое.

Каменная великанша приходила во все больший гнев на своего мужа, и все большим становилось ее сострадание к бедному малышу. Несмотря на силу великана, ей все же удалось вырвать ребенка из его грубых рук, и могучим голосом, который подобно раскатам грома раздавался среди скал, она крикнула:

— Меня ты больше не увидишь, лютый дьявол! Оставайся один здесь наверху, в своих суровых горах, а я спущусь в долину к людям, и верный беркут проводит меня.

— Да ну? — с издевкой произнес каменный великан. — А я найду тебя. И тогда берегись.

Он громко позвал беркута, но jot, взмахнув могучими крыльями, последовал за своей повелительницей. Со свирепыми проклятиями каменный великан вернулся в пещеру.

После долгих поисков молодой охотник и его жена нашли наконец собаку с санями. Но каков был их ужас, когда они обнаружили, что ребенок исчез. Спешно они поставили палатку и стали прочесывать лес во всех направлениях. В этот день диким зверям не надо было опасаться охотника: он не обращал на них внимания. Не давая себе ни минуты отдыха, искали бедные родители своего малыша. Наконец они потеряли всякую надежду и в глубокой печали вернулись назад.

Вдруг они увидели издали, что их палатка движется им навстречу, и сильно испугались. Но, приглядевшись, заметили, что это вовсе не палатка движется, а женщина гигантского роста в сером развевающемся платье и с длинными, до самой земли, волосами идет им навстречу. Им стало страшно от жуткого видения. Они уже собрались бежать, но незнакомка остановила их. Мягко и дружелюбно звучал ее глухой голос:

— Не пугайтесь. Я каменная великанша и не причиню вам зла.

Улыбаясь, она вытащила из складок своей просторной одежды малыша, которого родители уже не надеялись увидеть в живых. Их радости не было предела. Они ласкали и целовали ребенка, тотчас же стали натирать его раны лечебными мазями и всевозможными способами выказывали великанше свою благодарность. Ей это очень понравилось, и вскоре она прониклась большим доверием к молодым охотникам. Когда они втроем сидели вокруг огня и обедали, они услышали шум могучих крыльев. На крышу палатки спустилась красивая серая птица и крикнула:

— Беги, повелительница, беги! Каменный великан приближается в большой ярости.

Ужас охватил охотника и его жену. Теперь они и их дитя станут добычей безжалостного чудовища. Но еще раз раздался голос птицы:

— Огромна сила великана, но я еще сильнее!

Индеец и его жена были не в состоянии даже пошевелиться. Земля уже гудела от далеких тяжелых шагов. Тогда каменная великанша поднялась и сказала:

— Много зла причинил мой муж человеку и животным в этих местах. Нередко он хитростью заманивал дичь в свои горы и загонял ее там в глубокие горные расщелины, где она погибала без всякой пользы, в то время как охотники возвращались домой без добычи. Все звери жили в постоянном страхе. Но вы не должны бояться беркута. Доверьтесь ему. Он знает, как защитить вас, потому что ему уже более ста лет и он полон мудрости. А меня теперь отпустите, чтобы мой муж не нашел меня.

Через некоторое время с шумом и грохотом стал приближаться каменный великан. Там, где ступала его нога, не росло больше ни травинки. Когда он добрался до палатки, то взмахнул своей огромной дубиной над косматой головой и крикнул страшным голосом:

— Выдайте мне мою жену, несчастные. Скажите, где она спряталась, или я вас убью.

Охотника и его жену ждала верная смерть. И в это опаснейшее мгновение беркут крепко вцепился в плечо каменного великана и своим могучим крылом нанес ему сокрушительный удар.

— Свяжите его сухожилиями бизона! — крикнул беркут.

Индеец и его жена принесли самые толстые и длинные сухожилия, которые имелись у них, и связали оглушенное чудовище по рукам и ногам. Затем беркут взмыл ввысь и издал победный клич. И тотчас же со всех сторон сбежались звери из своих укрытий, и, хотя они обычно подстерегали и преследовали друг друга, сейчас они были союзниками. Они схватили связанного каменного великана, затащили его в горы и сбросили в глубокую расщелину.

На следующий день каменная великанша вернулась назад.

— Без вашей помощи, — воскликнула она, — нам никогда бы не удалось избавиться от этого чудовища. Позвольте мне остаться некоторое время у вас.

Отныне индеец отправлялся каждый день на охоту, а каменная великанша следовала за ним и уносила на своей широкой спине добытую дичь домой. Она отказывалась от сна, сушила ночью мясо над огнем, дубила кожу и добросовестно выполняла всю работу по дому, так что жена охотника могла вволю забавляться своим малышом. Никогда прежде у них не было такого большого запаса мяса и кож. Когда же они стали готовиться в обратный путь, каменная великанша сказала ласково:

— Теперь вы надолго избавлены от голода, а я снова вернусь в горы. В подарок от меня возьмите это перо беркута. Если с вами случится беда, погладьте его три раза. Тогда явлюсь я перед вами в облике беркута и помогу вам.

С этими словами каменная великанша исчезла. А охотник и его жена хранили огромное перо как свою самую большую драгоценность.

Целебная вода

Дикая Голубка, маленькая ирокезская девочка, жила со своей бабушкой в деревне на краю большой равнины, которая бескрайне простиралась на запад. Этим утром она была занята тем, что трясла меховые одеяла, раздувала огонь и как раз собиралась снять с полки старый кувшин, чтобы пойти за водой.

— Не трогай этот кувшин, Дикая Голубка, — предостерегла ее бабушка.

— Почему? Его, наверное, не будет жалко, если он разобьется. Посмотри, какой он кривой и горбатый!

Бабушка в ответ загадочно улыбнулась:

— Подожди до вечера, и ты услышишь удивительную историю.

Никогда еще день не казался девочке таким длинным. Наконец солнце скрылось за лесами. Бабушка села у огня и долгое время задумчиво смотрела в его пламя. Старый горбатый кувшин она держала на коленях и любовно поглаживала костлявыми руками. Дикая Голубка сидела рядом с ней, ее большие черные глаза блестели и, полные ожидания, неотрывно смотрели на бабушку.

— Много лет тому назад, — начала свой рассказ бабушка, — когда я была такой же маленькой девочкой, как ты, выдалось очень жаркое лето. Пересохли все источники.

На людей и животных напал страшный мор, и вскоре в нашей деревне не было дома, где не оплакивали бы покойника. Оба моих младших брата умерли. Затем заболела и моя мать Росянка. Она была прекрасна, нежна и добра, ее глаза светились, как два спокойных прозрачных озера.

У отца сердце разрывалось.

Он видел, что Росянка тает на глазах, становится все бледнее и слабее, и ничего не мог поделать.

У нас существует древнее поверье, что с благословения Маниту растет целебная трава, которая лечит все болезни, но в поисках ее надо было идти далеко на запад.

Я хорошо помню, как однажды отец поцеловал больную и сказал:

— Росянка, я отправляюсь на запад и принесу тебе целебную траву. Маниту поможет мне найти ее. Ты не должна умереть.

Затем он наполнил водой фляжку из тыквы, чтобы утолять жажду в пути, и, полный надежды отправился в путь.

А теперь слушай внимательно, Дикая Голубка, какое чудо приключилось с моим отцом, Лосиным Сердцем.

Кругом простиралась бескрайняя равнина, солнце нещадно палило с безоблачного неба. Долго он блуждал по равнине, но ничего, кроме засохшей травы, сухого чертополоха и камней, ему не встречалось.

— Великий Маниту! — умолял Лосиное Сердце. — Помоги мне найти чудесную траву, чтобы Росянка могла исцелиться!

День становился все жарче, шаги Лосиного Сердца замедлялись, зной плыл над равниной. Вдруг он увидел рядом с собой черную птицу, которая бессильно хлопала крыльями и не могла оторваться от земли. Лосиному Сердцу стало жаль птицу, он открыл фляжку и дал ей попить драгоценной воды. Затем он спросил ее:

— Птица, ты не подскажешь мне, где растет трава, которая исцелит Росянку?

— Ах, — отвечала птица, — повсюду, где я ни была, солнце выжгло все растения. Но я пойду с тобой и помогу тебе искать эту траву.

Так они бродили вдвоем, но целебную траву найти не могли. Некоторое время спустя они встретили степного волка. Он брел устало и смотрел на Лосиное Сердце умоляющими глазами, как будто ждал от индейца помощи. Лосиное Сердце подумал: «Этот зверь чувствует себя так же плохо, как Росянка». Он снова открыл фляжку, и волк жадно выпил всю воду до последней капли.

— Волк, где я могу найти целебную траву, которая растет с благословения Маниту?

— Ах, — ответил волк, — повсюду, где я ни был, солнце выжгло всю траву. Но я пойду с тобой и помогу тебе искать ее.

Теперь они втроем бродили по раскаленной пустыне, осматривали каждое растеньице. Три долгих дня они провели в поисках, но целебную траву так и не нашли. Силы постепенно оставляли Лосиное Сердце, и наконец он устало опустился на землю. Большая черная птица села ему на плечо и обмахивала его своими широкими крыльями. Степной волк охранял его от ядовитых змей. И Лосиному Сердцу приснился удивительный сон: Росянка явилась ему бледная и худая, но прекрасная. Она тихо напевала песню, звучавшую подобно журчанию ручья. Затем она исчезла, и он увидел широкую прозрачную речку и услышал голос:

— Ищи меня, Лосиное Сердце. И, когда ты найдешь меня, Росянка выздоровеет.

Когда Лосиное Сердце проснулся, ему почудилось, что он слышит под ногами тихий шепот:

— Лосиное Сердце, освободи меня.

Но как разрыхлить твердую землю? Нож и томагавк он оставил дома, потому что тот, кто хочет найти целебную траву Маниту, не должен иметь при себе оружия. Он попытался разрыхлить твердую землю руками, но руки покрылись кровавыми ранами. Мужество впервые оставило его. Тут большая черная птица начала рыхлить землю своим сильным клювом, а степной волк скреб передними лапами, как будто речь шла о его жизни. Вскоре они вырыли глубокую яму, со дна которой внезапно ударил маленький источник. Едва первые капли воды смочили израненные руки Лосиного Сердца, все раны зажили и боль исчезла. Жадно пил он прозрачную влагу и чувствовал, как тело его наливается новой силой.

А источник бил все сильнее и сильнее, и вскоре по высушенной равнине побежал серебристый ручей. Лосиное Сердце взял горсть глины, смешал ее со свежей водой и стал быстро лепить кувшин. Что из того, что он получился кривым и горбатым, что на нем не было красивых узоров? Ведь дорога была каждая минута, речь шла о жизни Росянки. Он наполнил кувшин до краев и как на крыльях помчался домой. Росянка была уже при смерти. Лосиное Сердце опустился на колени у ее ложа, поднес кувшин к ее губам. Она выпила глоток воды, сладко потянулась и погрузилась в глубокий сон. Проснулась она здоровой. У нее порозовели щеки и засияли глаза.

Лосиное Сердце был счастлив, но он не забыл о страдающей деревне. С чудодейственной водой он пошел от дома к дому, и в этот день все больные выздоровели. Началась новая жизнь. А Росянка и Лосиное Сердце зажили еще счастливее, чем прежде.

— Видишь ли, Дикая Голубка, — сказала бабушка, — это тот самый кувшин, в котором твой прадед принес однажды целебную воду в нашу деревню.

Девочка тоже надолго задумалась. Потом она тихо сказала:

— Бабушка, для меня этот кувшин самый красивый. Он красивее всех остальных наших кувшинов. Пусть даже он кривой и горбатый.

Дикая Голубка с тех пор очень дорожила этим кувшином, берегла его, и возможно, что он по сей день стоит на полке в доме на краю ирокезской деревни.

Медвежья Шкура и семеро братьев

Водной деревне жили семеро братьев и сестра, которую звали Медвежья Шкура. Еще ребенком она отличалась от других индейских девочек. Она обладала огромной силой и могла принести на спине толстый ствол дерева с такой легкостью, будто это была вязанка хвороста. Ступала она тяжело и неуклюже. И где бы она ни ступала, там трава больше не выпрямлялась. Но самым удивительным было то, что она не боялась диких лесных зверей. Койоты, волки и лисицы относились к ней дружелюбно. Особенно она любила огромного медведя-гризли, который жил в темной пещере. Ей нравилось приносить ему спелые ягоды и сладкие пчелиные соты, а когда она гладила его косматый мех и лежала бок о бок с ним, она страстно желала быть медведицей. Но она оставалась дитем человеческим, и только иногда из ветвей доносился таинственный шепот:

— Погоди, только погоди, твое время еще наступит…

Когда она рассказывала дома о своих посещениях пещеры, братья приходили в ужас, потому что вся индейская деревня жила в постоянном страхе перед диким гризли. Только Оникар, младший из братьев, гордился своей бесстрашной сестрой и почитал ее как высшее существо.

Когда Медвежья Шкура подросла и ей пришло время выходить замуж, старший брат сказал:

— Сестра бы меня осчастливила, если бы взяла в мужья храброго воина по имени Бобровый Зуб, что живет по ту сторону большого озера.

Но Медвежья Шкура покачала головой:

— Он недостаточно силен.

Такой же ответ она дала всем остальным женихам. Вскоре в деревне стали злословить и провожать упрямую девушку недобрыми взглядами. Только Оникар остался верен сестре.

Однажды, когда старшие братья ступили на тропу войны, Медвежья Шкура сказала младшему брату:

— Оникар, жизнь в нашей деревне мне надоела. Я покидаю вас и буду жить отныне у гризли, так как он понимает меня лучше, чем все вы. Прощай!

С этими словами она исчезла в лесу, и вряд ли кто окрест был так счастлив, как эта странная девушка со своим косматым другом в пещере.

Хотя Оникару было трудно расстаться с сестрой, он с гордостью рассказывал, что она живет у страшного гризли. Но индейцы были иного мнения.

— Это не дело, что девушка нашего рода живет у дикого гризли. Мы должны убить его. Тогда она вернется и выйдет замуж за храброго воина, как это принято у нас.

Однажды ночью они собрались и в мягкой обуви бесшумно подкрались к пещере, где Медвежья Шкура и страшный гризли мирно лежали рядом в глубоком сне. Они не успели прийти в себя, как могучий зверь был убит ударами дубинок. В отчаянии девушка бросилась к убитому другу. Осторожно она отделила маленький кусочек шкуры на его груди, чтобы сохранить его как дорогое воспоминание. В это самое мгновение охотники с ужасом увидели, как Медвежья Шкура на их глазах превратилась в огромную медведицу-гризли. В страхе они бросились бежать. Медведица кинулась за ними. С ужасным ревом и свирепо сверкающими глазами она ворвалась в деревню, сокрушая все на своем пути, и горе тому индейцу, которому не удалось вовремя найти надежное укрытие. Ударами могучих лап она безжалостно убивала зазевавшихся охотников. Так Медвежья Шкура мстила за смерть своего гризли, и, только когда она увидела обращенные к ней в смертельном испуге глаза своего брата Оникара, ее бешеная ярость прошла. Она приняла снова человеческий облик и жила отныне в хижине своего младшего брата. Однако он теперь боялся жуткой колдовской силы сестры, и жизнь перестала быть ему в радость.

Когда шесть братьев вернулись с тропы войны, им рассказали, что натворила Медвежья Шкура. Они сразу же пришли к единому мнению:

— Мы должны изгнать ее из деревни с помощью огня, иначе она будет постоянной угрозой для нас.

В течение всей ночи они носили чертополох и ветки терновника и тайно соорудили плотную изгородь вокруг жилища Медвежьей Шкуры. Когда работа была закончена, они стали стрелять в изгородь горящими стрелами, пока ее не охватило яркое пламя. Медвежья Шкура стремительно выбежала, глаза ее пылали яростью. Она мгновенно вновь превратилась в медведицу гризли и в высоком прыжке преодолела горящую изгородь. Шесть старших братьев в смертельном страхе закричали:

— Оникар, спаси нас от этого чудовища!

Мальчик попросил своего духа-покровителя, чтобы он наделил его волшебной силой, которая позволила бы ему оградить братьев от беды. Они уже слышали за собой яростный рев медведицы, когда Оникар дунул вокруг и крикнул:

— Насколько хватит моего дыхания, пусть вырастут ягоды!

Мгновенно у его ног выросло широкое поле темной черники. Медведица не смогла устоять перед искушением и стала жадно лакомиться спелыми ягодами. Затем она снова огромными прыжками погналась за убегающими братьями и почти догнала их. Недолго думая Оникар выпустил стрелу в воздух и крикнул:

— На высоту полета моей стрелы пусть вырастут между нами скалы.

На пути медведицы выросли крутые, испещренные расщелинами скалы. Она начала проворно взбираться на них, но это стоило ей больших усилий. Вновь и вновь могучая, тяжелая медведица теряла равновесие и падала наземь, упуская драгоценное время. Наконец и это препятствие было преодолено, и громадными прыжками она устремилась за убегающими.

Тем временем наступила ночь. В третий раз братья услышали за спиной яростное дыхание медведицы-гризли. Им казалось: спасения нет. Тогда по повелению Оникара вырос высокий клен. Преследуемые быстро вскарабкались на самую вершину дерева и спрятались в его густой листве. Своими острыми когтями медведица впилась в ствол и в дикой ярости стала карабкаться вверх.

Братья уже видели злой блеск маленьких глаз и закричали:

— Оникар, пусти свою волшебную стрелу ей в пасть!

Но мальчик решительно ответил:

— Она моя сестра. Я не убью ее.

В этом бедственном положении Оникар взглянул на звездное небо и заметил над кленом участок небосвода, на котором не мерцала ни одна звездочка. Теперь он знал, что ему надлежит сделать. С помощью семи стрел, которые еще были в его колчане, он одного за другим посылал братьев в небо и каждый раз кричал:

— Брат, лети к звездам.

Когда он всех шестерых братьев отправил в небо, Оникар сам сел на последнюю стрелу и последовал за ними. Медведица, разочарованная, вернулась в лес, а семеро братьев по сей день еще живут в созвездии Большой Медведицы.

Большая Голова и десять братьев

Давным-давно десять братьев жили у своего дедушки на краю огромного леса, столь непроходимого, что нога человека редко ступала в него. В дни своей молодости старый ирокез был отличным охотником. И, хотя ему сейчас уже не хватало сил идти на охоту, он радовался за своих внуков и не скупился на похвалу, если они проявляли ум и ловкость во время охоты.

Однажды старший из братьев обнаружил вблизи их жилища нору, в которую только что юркнул кролик. У него был черный как смоль мех и огненно-красные лапы, а его зеленые глаза были цвета листьев орешника.

«Хотелось бы поймать этого странного зверька», — подумал молодой индеец. Он осторожно подкрался и засунул руку в нору, но тут же вытащил ее с криком боли. Кролик откусил ему один палец. Тут подошли остальные братья и каждый пытался схватить кролика. Но одного за другим постигала та же участь. Каждый потерял один палец правой руки. Тогда все десять братьев поклялись отомстить кролику и дали обет поймать и убить наглого разбойника. Тем временем кролик молниеносно выскочил из норы и скрылся во мраке дремучего леса. Когда дедушка увидел изувеченные руки своих внуков, его тоже охватил гнев, и он не был бы истинным ирокезом, если бы не одобрил жажду мести десяти братьев.

После того как молодые индейцы обеспечили старика в достатке пищей, они надели свои лучшие мокасины (мягкая обувь из оленьей кожи), взяли луки, стрелы и томагавки и отправились в чащу огромного леса.

Уже на следующий день старый ирокез принес в жертву Великому духу горсть табака, чтобы он защитил его внуков и вернул их здоровыми.

Но прошло лето, с деревьев упали листья, и холодные ветры подули над хижиной. Ни один из десяти братьев не вернулся. Старика охватила глубокая печаль. Он обратился с мольбой к своему духу-покровителю ниспослать ему сон и сказать ему, что он должен делать. Ведь он догадывался, что его внуки находятся в большой беде.

Ночью ему приснился сон: изуродованная ива, из которой раздавались жалобные стоны. Теперь он знал, что ему делать. Рано утром, еще до восхода солнца, он засунул томагавк за пояс, собрал все свои силы и отправился на берег Бобровой реки, где ивы росли во множестве.

Вдруг он услышал такие же стоны, как во сне.

Будто ураган проносился сквозь трухлявые ветви, хотя кругом не было ни ветерка. Бесстрашно старый ирокез последовал за шумом, пока он не привел его к изуродованной иве, которую показал ему во сне его дух-покровитель. Томагавком он осторожно расщепил дуплистый ствол, из которого вывалился дряхлый человечек. У него была малюсенькая голова и огромные ноги, обутые в изношенные мокасины, а спина его была круглая, как тыква.

— Спасибо, — пробормотал он слабым голосом.

Старый охотник посадил человечка себе на спину и отнес его домой. Там он уложил его на мягкое ложе и натер его медвежьим жиром. Когда странный гость окреп, он рассказал свою историю:

— Меня зовут Маленькая Голова, и я — волшебник, но мой брат Большая Голова намного сильнее меня в волшебстве. У нас была ссора, и он с таким искусством и ловкостью зажал меня в дуплистую иву, что я не мог коснуться кончиков своих мокасин.

К твоему сведению, в них заключается вся моя волшебная сила. Достаточно мне коснуться их правой рукой, и я могу исполнить любое свое желание.

Пока он рассказывал это, поднялся сильный ветер. Маленький человечек вдруг побелел как мел, залез под одеяло из бизоньих шкур и застонал:

— О горе мне, это мой брат Большая Голова. Он сидит на крыльях бури и с шумом проносится над нами. Послушай только, как он неистовствует и завывает!

Только после того, как все успокоилось, маленький человечек осмелился оставить свое укрытие и продолжал:

— Охотник, ты спас мне жизнь. Скажи, что я могу сделать для тебя?

Тут охотник рассказал о кролике, о том, как он изувечил руки его внуков, и о храбрых братьях, которые отправились отомстить злому зверю.

— Я охотно сделаю что-нибудь для тебя, — успокоил его маленький человечек. — Я соберу все свое мужество и приведу своего брата Большую Голову, потому что он благосклонен к людям. Он, наверное, сможет тебе помочь. Только знай, он всегда голоден. Сложи большую гору из кленовых поленьев, это его любимое лакомство.

Затем он схватил кончики своих мокасин, произнес несколько заклинаний и исчез. Со скоростью слетающего с уст слова он достиг подножия скалистых гор. Там он вмиг превратился в крота, который боязливо спрятался в траве, потому что наверху, на вершине самой высокой скалы, достигавшей облака, сидел Большая Голова, могущественный волшебник, представляя собой в высшей мере странное зрелище. Это была круглая, как шар, голова с двумя тонкими ножками. Довольный, он смотрел вокруг себя и так громко смеялся, что смех его эхом отдавался от скал. Большая Голова был сегодня в хорошем настроении, потому что кругом по небу неслись тяжелые грозовые тучи.

Крот выпустил маленькую стрелу, которая все увеличивалась во время полета и попала Большой Голове прямо в нос, отчего он сильно чихнул.

— Кто смеет раздражать меня? — проворчал он сердито.

Еще одна стрела достигла цели, щекоча ему ухо. Тут Большая Голова пришел в ярость, подозвал ураган, оседлал его и в бешенстве помчался в направлении, откуда летели стрелы. Убегая, крот продолжал посылать стрелы в сторону брата, ловко заманивая его таким образом к старому ирокезу. Тем временем старик сложил большую гору кленовых поленьев, которые Большая Голова проглотил с большим удовольствием. Когда он наелся досыта, не оставив ни одного полена, он пришел в столь хорошее настроение, что у крота исчез страх и он принял первоначальный облик.

Увидев своего брата, Большая Голова улыбнулся во весь рот, забыв прежнюю ссору.

— Что тебе нужно от меня, братец? — спросил он добродушно.

Маленькая Голова рассказал историю о черном кролике с зелеными глазами и красными лапами и о тревоге старого индейца за своих десятерых внуков, отправившихся поймать злого зверя.

Большая Голова наморщил лоб, закрыл глаза и стал раскачивать свою огромную голову из стороны в сторону, так глубоко он задумался. Затем он сказал:

— Черный кролик с зелеными глазами и красными лапами не кто иной, как ведьма, которая заманила к себе братьев и убила их. Но не печалься, старик! — обратился он к только что подошедшему старому ирокезу. — Большая Голова совершил уже много удивительного, он вернет тебе твоих внуков здоровыми и бодрыми, чтобы ты до конца своих дней мог жить с ними в радости. Пойдем, братец, теперь есть работа для нас обоих.

Громовым голосом он подозвал ураган, с Маленькой Головой оседлал его, и они умчались. Полет был дальним, через леса и озера, и продолжался весь вечер и всю ночь, пока они не достигли мрачной долины. Там внизу, на гнилом болоте, стояла избушка ведьмы и вокруг нее были разбросаны человеческие кости. А она сама сидела у огня и напевала колдовскую песню. Зеленым блеском светились ее глаза, а руки были огненно-красными. Прежде чем гадкая старуха поняла, что с ней происходит, Большая Голова обрушился на нее и направил в ее сторону свое смертоносное волшебное дыхание. Это был ее конец. С резким криком она повалилась на землю. Большая Голова приказал своему брату:

— Найди кости десятерых братьев. Сделать это легко, потому что у каждого недостает одного пальца на правой руке. Но поторопись, мы должны закончить свою работу до того, как утренняя звезда исчезнет с небосклона.

И Большая Голова умчался. В горах он спустился на свое любимое место, на вершину самой высокой скалы, достигавшей облака. Затем он сделал глубокий вздох и громовым голосом крикнул вниз, в долину ведьмы: «Ирокезы, встаньте, ведьма мертва, встаньте и возвращайтесь домой!»

И скелеты вновь стали людьми из плоти и крови. Еще сонные, будто проснувшиеся после глубокого сна, братья смотрели друг на друга. Затем они разразились громким ликованием, потому что у каждого было снова по пять пальцев на правой руке.

Радостные, они отправились домой. Вновь и вновь счастливый дедушка обнимал внуков. Чтобы выразить благодарность своим спасителям, они натащили целую гору кленовых поленьев для Большой Головы и приготовили нежное мясо бизона для Маленькой Головы. Но и кленовые поленья, и мясо бизона остались нетронутыми. Большая Голова и его брат — Маленькая Голова больше никогда не показывались.

Рассказ о Кутойисе

Индеец по имени Лосиное Сердце жил со своей женой и дочерью в маленькой деревне на берегу Миссисипи. Он прожил долгую жизнь и теперь чувствовал приближение старости. Глаза его уже не были так зорки, руки — не так тверды, чтобы метко стрелять. Поэтому голод был нередким гостем в его жилище.

Его дочь воспылала любовью к индейцу, хотя и статному и речистому, но злобному. Лосиное Сердце не уставал предостерегать девушку, но она лишь беззаботно смеялась и продолжала строить глазки юному Когтю Коршуна.

Однажды Коготь Коршуна явился к Лосиному Сердцу с тремя шкурами бизона в качестве платы за невесту и потребовал юную индианку в жены. Родители, очень любившие свою дочь и не желавшие даже слезинки видеть в ее глазах, с тяжелым сердцем дали согласие на брак и подарили молодым половину своего скромного состояния. Отпраздновали свадьбу. Рядом с жилищем стариков молодой индеец построил новое жилище, в котором он счастливо жил с молодой женой. Но для Лосиного Сердца теперь наступили тяжелые времена. Вскоре выяснилось, что Коготь Коршуна — человек, одержимый скупостью и жаждой власти. Ежедневно он заставлял тестя сопровождать его на охоту и каждый раз взваливал добычу на плечи старика, заставляя его нести тяжелый груз домой. Там он всегда брал лучшие куски добытого, и, если бы молодая жена не доставляла иногда своим родителям тайком немного пищи, их ожидал бы жалкий конец.

Но еще больше, чем голод и причиняемая обида, Лосиное Сердце огорчало непочтительное поведение зятя во время охоты. Ведь хороший индеец видит в каждом создании брата, которого он любит и уважает, как соплеменника. Если охотник убил дичь, то его святая обязанность попросить у жертвы прощения. Коготь Коршуна никогда не делал этого. Поэтому совместная охота доставляла старому индейцу двойное огорчение.

Однажды, в месяц падающих листьев, они преследовали молодого бизона. Они выстрелили одновременно, но только стрела Лосиного Сердца достигла цели. Сердце старика забилось от радости, потому что уже давно ему не удавался такой меткий выстрел. Он взглянул на свою жертву и сказал:

— Прости, младший брат! Мне жаль, что я убил тебя. Но моей жене и мне необходимо твое мясо. Я буду постоянно помнить о твоем мужестве и силе. Твои рога я повешу на ветви дерева и украшу их разноцветными лентами. Каждый раз, когда моя нога ступит на это место, я буду вспоминать тебя. Мое сердце печалится из-за того, что я вынужден был убить тебя. Но в память о тебе я пущу хороший табачный дым.

Коготь Коршуна презрительно засмеялся, увидев, как задумчиво старик курит, и набросился на него:

— Приступай к работе, старик! С бизона надо снять шкуру. И даже не думай, что я тебе дам хотя бы каплю крови этого прекрасного зверя.

Он стоял перед ним в угрожающей позе. Но на этот раз Лосиное Сердце не дал себя запугать. Спокойно он пускал голубой дым над убитым бизоном, отделил рога и повесил их на ветку дерева. Лишь затем он начал снимать шкуру. Пока он ловко орудовал охотничьим ножом, ему показалось, будто он слышит тихий шепот, идущий из земли совсем рядом с ним, и вскоре он услышал голос, отчетливо говоривший ему:

— Добычу спокойно оставь другому, себе возьми только каплю крови, она вознаградит тебя больше, чем весь бизон.

Лосиное Сердце очень удивился, но его удивление еще более возросло, когда он увидел на кончике стрелы, которой он убил бизона, каплю крови, не падавшую на землю, хотя она была больше спелой черники. Осторожно, чтобы не заметил Коготь Коршуна, он засунул стрелу в свой пояс, взвалил себе на спину столько мяса, сколько мог унести, и отправился в обратный путь. Пока он шел в глубокой задумчивости, дух-покровитель подсказал ему, что он должен будет сделать.

Дома Лосиное Сердце зажег огонь и поставил на него котел с водой. Его жена обрадовалась:

— Ты, наверное, принес мясо. Наконец-то мы хоть раз наедимся досыта!

Тем большим было, однако, ее разочарование, когда она увидела, что Лосиное Сердце положил в кипящую воду лишь стрелу, на кончике которой висела большая капля крови.

— Ты сошел с ума, муж? Что ты делаешь?

Лосиное Сердце ничего не ответил и погрузился в загадочное молчание. Пока он как зачарованный смотрел на котел, тишину его жилища внезапно разорвал пронзительный крик. Он напоминал крик, который они услышали много лет тому назад, в тот день, когда родилась их дочь.

Руки старика дрожали от волнения, когда он медленно снимал крышку с котла. Вода и стрела исчезли бесследно, зато вместо них в котле лежал младенец крепкого телосложения и с ясными глазами, которые весело улыбались Лосиному Сердцу.

В благоговейном удивлении стояли старый индеец и его жена перед ребенком, родившимся столь удивительным образом. После некоторого молчания Лосиное Сердце торжественно сказал:

— Этот мальчик принесет нам счастье.

Мы назовем его Кутойис и поблагодарим Маниту за подарок.

Кутойис, то есть капля крови, рос так быстро, что родители не переставали удивляться. На второй день он уже называл их отцом и матерью, а на третий день вовсю бегал по жилищу. Он всегда был веселым и благодарным за все доброе, что родители делали для него, а они любили мальчика как родного сына. На пятый день Кутойис сказал:

— Дорогие родители, выполните одно мое желание. Крепко привяжите меня снаружи к дереву. Я хочу наконец стать мужчиной.

Старики покачали головой. Слишком странной им показалась эта просьба. Но они сделали то, что просил мальчик, и вскоре стали свидетелями удивительного зрелища.

С невероятной силой мальчик уперся в путы из бизоньих сухожилий и разорвал их одним рывком. Затем он издал крик радости, потянулся и вырос на глазах у родителей в красивого сильного юношу.

— Дайте мне поесть, я голоден, — попросил Кутойис. Но в доме не было ни кусочка мяса, ни другой пищи.

— Тогда, отец, дай мне лук и стрелы, чтобы я мог пойти на охоту и сам добыть дичь.

Но у Лосиного Сердца остались только две стрелы, непригодные для охоты. Кутойис в мгновение ока изготовил из ивовых прутьев и отточенного кремня новые стрелы. Он делал их проворно и ловко, как самый опытный охотник, хотя его никто не учил этому искусству. Вскоре он собрался в путь и попросил отца проводить его. Старик охотно пошел с ним, тем более, что Коготь Коршуна отсутствовал уже несколько дней, отправившись ставить ловушки на бобров и зайцев выше по течению реки. По дороге Лосиное Сердце пожаловался сыну на свое горе и рассказал, как злобный зять отравляет ему старость. От гнева лицо у Кутойиса побагровело, шаг его ускорился, и он пробормотал про себя:

— Он не увидит больше захода солнца.

Как будто точно зная, что надо делать, он выбрал дорогу, которая привела к тому месту, где его отец несколько дней тому назад убил молодого бизона. Сегодня на том же месте пасся громадный бизон. Хотя было еще далеко до цели, Кутойис твердой рукой натянул лук и одним выстрелом убил животное. Лосиное Сердце удивленно посмотрел на отличного стрелка, которого он мог называть своим сыном, и вдвоем они сразу же стали снимать шкуру бизона.

Пока они были заняты этой работой, вдали показался Коготь Коршуна. Но еще до того, как он мог заметить Кутойиса, тот спрятался за громадной тушей бизона.

Слепая алчность охватила зятя, когда он увидел перед собой богатую добычу.

— Дай мне мяса, старик, я голоден, — крикнул он грубо.

Однако Лосиное Сердце сказал спокойно:

— Ни одной капли крови я тебе не дам.

— Что?! — закричал Коготь Коршуна в ярости. — Ты смеешь мне противоречить?

Он хотел броситься на Лосиное Сердце, но тут выскочил Кутойис. Когда Коготь Коршуна увидел перед собой индейца гигантского роста, глаза которого горели жаждой мести, его охватил леденящий страх. В ужасе он бросился бежать, но далеко уйти ему не удалось. Стрелы Кутойиса хорошо попадали в цель, и еще до захода солнца Коготь Коршуна ушел в царство теней, из которого нет возврата.

Молодая жена недолго горевала по поводу смерти мужа, потому что ее любовь к нему уже давно прошла. Зато она почувствовала благоговение и симпатию к Кутойису. По его приказанию она вышла замуж за другого охотника из деревни, который о родителях заботился так же хорошо, как о своей жене, и старикам больше не приходилось терпеть нужду. Кутойису же жизнь дома стала вскоре слишком скучной. Он жаждал приключений. Попрощавшись с родителями, он отправился в странствия по бескрайней степи — прерии.

Однажды он повстречался с индейцами, у которых попросил немного поесть. Ему дали кусок жесткого бизоньего мяса. Индейцы сожалели, что не могут предложить ему чего-нибудь лучшего. Они объяснили ему, что недалеко в лесу живет могучий медведь-гризли, который убивает всю дичь.

— У нас нет запасов на зиму, и, когда наступят холодные месяцы, нас ждет голод.

Кутойис ответил индейцам:

— Я обещаю вам, что гризли недолго проживет.

С этими словами он удалился. Индейцы с недоверием посмотрели ему вслед. Ведь лучшим их охотникам пришлось распрощаться с жизнью в поединке с медведем.

Однако Кутойис отправился всего лишь убить молодого зайца. С наступлением темноты он положил добычу вблизи жилищ индейцев, а сам спрятался поблизости. Вскоре появился медвежонок, привлеченный запахом мяса. Доверчиво, еще не испытывая страха перед людьми, он подошел совсем близко, чтобы взять зайца. В это мгновение Кутойис нанес ему сильный удар дубиной. Медвежонок заревел и, прихрамывая, побежал в лес. Добравшись до пещеры, он рассказал старшему гризли о своей беде.

— Отец, человек, ударивший меня, почти такой же громадный, как ты. Он, должно быть, очень сильный, — хныкал медвежонок, облизывая ноющую лапу. При этих словах осторожность покинула всегда столь хитрого гризли. С яростным ревом он направился в сторону индейской деревни.

А Кутойис собрал всех индейцев. Вооруженные ножами и дубинами, они стояли наготове и удивленно смотрели на незнакомца, предсказавшего им появление гризли. И вот земля задрожала под тяжелыми шагами, и индейцы увидели могучего медведя, приближающегося в дикой ярости.

В ужасе они отступили. Но Кутойис твердыми шагами пошел навстречу зверю и, прежде чем его успели схватить могучие лапы, с силой опустил дубинку на голову гризли. Оглушенный ударом, медведь упал. Теперь подбежали и другие мужчины и быстро прикончили своего злейшего врага.

Еще много приключений и опасностей пришлось пережить Кутойису, прежде чем он в преклонном возрасте отправился в Счастливые Охотничьи Угодья. Но до сих пор индейцы воспевают в своих песнях его добрые дела.

Ивовые люди

Стояла лунная летняя ночь. Мальчик по имени Некомунта и его маленькая сестра Зинопа долго не могли уснуть, потому что взрослые сидели у костра и рассказывали удивительные истории. Вот раздался негромкий голос деревенского знахаря.

— Смотрите, сегодня диск луны стал совсем круглым.

Дети затаили дыхание, а старик продолжал тихим голосом:

— В ивовой лощине на берегу озера теперь нечисто. Много лет тому назад в ночь полнолуния там бесследно исчезали мужчины и женщины.

Воцарилось тягостное молчание.

— Зинопа, — тихо сказал Некомунта сестре. — Давай отправимся к озеру в поисках приключений. Я не боюсь.

— Я тоже, — прошептала она. Ей всегда хотелось выглядеть храброй в глазах брата. Не думая о родителях, они отправились в путь и к полуночи достигли своей цели.

Гладь озера сверкала в ярком свете луны, и старые ивы, как призраки, тянули свои голые ветви в ночное небо. Ни звука, ни движения — безмолвие и покой… Некомунта был разочарован:

— Знахарь сказал неправду. Эта ночь такая же, как все остальные. Вернемся, сестренка?

И вдруг одна из ив медленно двинулась в их сторону. Дети замерли от страха. И, лишь когда ива оказалась перед ними, они увидели, что это старик. Но вместо волос у него с головы свисали длинные голые ивовые ветви. Его маленькая фигурка была уродлива и узловата.

— Не бойтесь, — сказало странное существо, и голос его скрипел, как расщепленный сук в ветреную погоду. — Хорошо, что вы навестили меня. Пойдем, мальчик, посмотрим, кто из нас дальше проплывет под водой.

И старик изобразил приветливую улыбку. Некомунта, слывший в деревне лучшим пловцом, обрадовался возможности показать свое искусство и действительно выиграл состязание.

— Ты хороший пловец, — похвалил его незнакомец, который уже не казался мальчику таким ужасным.

Но Зинопа дрожала от страха, ей очень хотелось быть в ту минуту дома с родителями.

— Теперь покажи, можешь ли ты стрелять лучше, чем я? — сказал старик Некомунте.

Оба натянули луки. Стрела ивового человека упала недалеко, а стрела Некомунты, как бы подталкиваемая волшебной силой, взлетела высоко в воздух и долетела до острова посередине гигантского озера.

— Ты отличный стрелок.

В награду за это я доставлю тебя и твою сестру на остров.

Там живут птицы с золотыми перьями, а черника в лесу слаще меда.

Некомунта был в восторге.

Какое интересное приключение ждало его! Он даже не видел скрытый страх в глазах Зинопы. Ивовый человек пронзительно засвистел. И сразу же появился красивый лебедь с красным оперением, впряженный в лодку. Некомунта быстро запрыгнул в нее, незнакомец схватил сопротивлявшуюся девочку, посадил ее рядом, и лодка стрелой понеслась по серебряной глади озера. А старик погонял лебедя длинным ивовым прутом, напевая при этом ужасную песню.

Теперь даже храброму Некомунте стало не по себе, и он охотнее всего повернул бы обратно. Но они уже достигли острова. Тут ивовый человек схватил мальчика своими узловатыми руками, жутко захохотал и бросил его на каменистый берег. Некомунта так сильно ударился о камни, что потерял сознание.

Когда он пришел в себя, лодка лишь маленькой черной точкой виднелась на серебристой глади озера. Время от времени ветер доносил испуганный крик Зинопы. Мальчика охватил леденящий страх. Не видно было ни птиц с золотыми перьями, ни сладких ягод черники, а лишь песок, галька и жухлая трава, а среди них были разбросаны кости и черепа, которые призрачно светились в лунном свете.

Тем временем небо затянулось тяжелыми черными тучами. Началась буря. Ревел ветер, и дождь хлестал по водной глади озера, по маленькому вымершему острову. Некомунта дрожал от страха и холода, но больше всего ему было страшно за сестру. Увидит ли он ее вновь?

Тут до его слуха отчетливо донесся стук. Некомунта осмотрелся и увидел среди крапивы и острых камней скелет.

— Ох, как мне холодно, — жаловался скелет хриплым голосом, громко стуча зубами. У мальчика мурашки побежали по спине. Он хотел убежать.

— Ох, как мне ужасно холодно! — продолжал причитать скелет. Тут мальчик почувствовал сострадание. Он преодолел страх, снял рубашку из оленьей кожи и осторожно накинул ее скелету на плечи.

— Спасибо тебе, спасибо, — сказал скелет. — Ты первый, кто сжалился надо мной. Я помогу тебе. Слушай внимательно. Рано утром ивовый человек вернется, чтобы убить тебя, как он убил уже многих. Ты должен оставить следы по всему острову и спрятаться в том дуплистом дереве.

Мальчик сделал все, как посоветовал ему скелет. И действительно, на рассвете мерзкий старик причалил к берегу, вышел из лодки, превратил лебедя в большую собаку и пустил ее по свежим следам. Но их было так много и они были так перепутаны, что собака вскоре прекратила поиски. Ивовый человек разразился ужасными проклятиями, опять вернул собаке облик лебедя и исчез на водной глади. Некомунта вылез из укрытия и от всего сердца поблагодарил скелет за свое спасение.

— Теперь окажи мне вторую услугу, — сказал скелет. — Я привязан к земле и не могу сдвинуться с этого места. Вырой под дуплистым деревом яму и принеси мне, что там найдешь.

Мальчик послушался и нашел трубку, кисет с табаком и кремень.

— Спасибо, — сказал скелет и с наслаждением закурил трубку. А потом дал мальчику еще один хороший совет.

— Завтра на рассвете ивовый человек опять вернется. Но он не найдет тебя, если ты зароешься в песок у самого берега. Как только он ступит на землю, ты должен запрыгнуть в его лодку. Все удастся, если ты будешь действовать осторожно и с умом. Тебя еще ожидают опаснейшие приключения, но ты их преодолеешь. В знак моей дружбы и благодарности возьми этот кремень. Когда ты будешь в большой беде, он тебе поможет.

Мальчику было тяжело расставаться со скелетом.

— Ты был так добр ко мне, — сказал он и без робости пожал холодные костлявые руки своего тощего друга. Затем он побежал к берегу и зарылся в песок.

Вскоре ивовый человек вышел из своей лодки и зло проскрипел:

— Сегодня я тебя поймаю, мальчишка. Сегодня я сам буду искать тебя.

Нужное мгновение наступило. С быстротой молнии мальчик запрыгнул в лодку и со скоростью ветра умчался с лебедем. Когда ивовый человек увидел, что его обманули, он разразился жуткими проклятиями, угрожающе воздел свои узловатые руки и приказал лебедю вернуться. Но тот не вернулся, потому что теперь чудовище потеряло свою волшебную власть над птицей. В злобной ярости он кричал:

— Я все равно получу тебя, я все равно достану тебя!

— Куда ты везешь меня, красный лебедь? Вези меня к моей сестре. Скажи мне: она еще жива?

Тут лебедь заговорил, и голос его звучал мягко и утешительно, как вечерний ветер:

— Не пугайся, Некомунта. Твоя сестра во власти могучего и злого великана, брата ивового человека. Он живет на другом конце острова. Зинопа еще жива, но нам надо спешить.

Теперь лодка с такой скоростью неслась по озеру, что рыбы, оказавшиеся вблизи, испуганно бросались врассыпную. Вскоре лодка достигла другой оконечности острова.

Некомунта сошел на берег и огляделся. Отвесные скалы поднимались до самых облаков, и на голой земле, как и на другой стороне этого жуткого острова, были разбросаны черепа и кости.

Он стал звать сестру. И Зинопа, бледная и похудевшая, вышла из темной скалистой пещеры.

— Бежим! Быстрее бежим. Скоро должен вернуться великан. О, я так его боюсь!

Некомунта взял сестру на руки, побежал к лодке, и лебедь умчал обоих со скоростью ветра. Они вздохнули: они спасены. И вдруг на скалах появилась фигура исполина, который в ярости спускался к берегу. Его могучие руки были уродливы и узловаты, громадная голова была опутана длинными ивовыми ветвями. А рядом с ним, к великому ужасу мальчика, шел ивовый человек.

— Зинопа, ты не уйдешь от меня! — громовым голосом кричал великан.

— Мальчишка, ты не уйдешь от меня! — вторил брату ивовый человек. Великан лег животом на берег озера и стал большими глотками осушать его. Убывающая вода потащила лодку назад к острову. Брат и сестра крепко обнялись, не видя никакого спасения. И лишь теперь, в крайней беде, Некомунта вспомнил о подарке дружелюбного скелета, о кремне в своем мешочке. Со всей силой он бросил его в обоих чудовищ.

В это мгновение произошло чудо. Во время полета маленький кремень превратился в гигантский пылающий огненный столб. Он взметнулся так высоко, что раскалились окружавшие озеро белые скалы. Великан и его брат, ивовый человек, которые убили стольких людей, погибли в пламени. Теперь вода, выпитая великаном, мощным потоком ринулась назад в озеро. Маленькую лодку разнесло на тысячу щепок.

Тогда красный лебедь посадил брата и сестру себе на спину, расправил крылья и взмыл ввысь. Он долетел до середины острова. Там он плавно приземлился, попрощался с детьми и исчез в облаках.

Одиноко и печально стояли Некомунта с Зинопой посреди острова. Кругом не было видно ни кустика, ни травинки. Только скелеты были разбросаны повсюду.

— Брат, что нам делать в этой страшной пустыне? Как мы вернемся к родителям? — робко спросила Зинопа.

Но Некомунта не ответил. Он больше не испытывал страха. Чувство огромного счастья овладело им, и он крикнул так громко, что голос его разнесся над всем островом:

— Поднимитесь и соединитесь, скелеты и кости! Поднимитесь и оживите.

И скелеты пришли в движение и стали людьми из плоти и крови. Они сбежались со всех концов острова и восторженно окружили Некомунту, их спасителя. В то же мгновение маленький остров зазеленел и зацвел. Земля покрылась душистыми травами, яркими цветами и сладкими ягодами, и воздух наполнился пением птиц.

А Зинопа и Некомунта вернулись в родную деревню к своим счастливым родителям.

Черепаха и желтый теленок бизона

Черепаха был самым молодым воином племени. Еще в детстве над ним смеялись, потому что стрелы его никогда не достигали цели, а если он хотел состязаться с другими в беге, то обязательно спотыкался о какой-нибудь пенек и приходил последним. С возрастом все больше избегал своих сверстников. Охотнее всего он сидел под большим кленом и смотрел, как тени могучих ветвей создавали на земле самые странные фигурки: там были белки, зайцы или бабочки. И среди них он каждый раз видел очертания теленка бизона. Друзья смеялись над ним, когда он показывал им фигурки животных, но он даже беседовал с теми фигурками, будто они были его хорошими знакомыми. Вечером дома он был молчалив, и его мать уже не раз жалела, что назвала его Черепахой, полагая, что именно поэтому он такой неловкий и молчаливый. Но он был хорош собой. Вокруг шеи он носил красивое ожерелье из синих и белых камушков, и девушки улыбались ему. Однако он не обращал на девушек внимания, шел себе молча и задумчиво своей дорогой.

Однажды, когда в деревне готовились к большой охоте на бизонов, мать сказала ему:

— Черепаха, это позор, что ты не убил ни одного животного. Я хочу, чтобы на этот раз ты отправился вместе со всеми и стал наконец-то хорошим охотником!

Он не высказал особого желания, но согласился. Еще до восхода солнца молодые воины поскакали по просторам прерии, однако Черепаха не находил радости в охоте. Он следовал за яркой утренней звездой, светившей ему на бледном небосводе. Вскоре он оказался далеко от охотников. Когда на горизонте появилось солнце и утренняя звезда исчезла, Черепаха заметил молодую самку бизона, которая бодро бежала перед ним. И тут впервые в жизни им овладела охотничья страсть. Со скоростью ветра он погнался за ней. Но, когда его стрела поразила ее, самка бизона вдруг исчезла. Вместо нее перед ним стояла молодая индианка. Она пошла навстречу ошеломленному охотнику, гордо взирая на него. Никогда он не видел такой красивой девушки. Не раздумывая, он спросил ее, согласится ли она стать его женой.

— Я охотно разделю с тобой твое жилище, — ответила она. — Но ты должен обещать мне две вещи: никогда более не возвращаться к своему племени и никогда не охотиться на большого бизона с белой гривой.

Черепаха был так очарован незнакомкой, что согласился.

— Пусть будет так, как ты говоришь: никогда более я не вернусь к своему племени, а построю на этом месте жилище для нас. И никогда не буду охотиться на большого бизона с белой гривой!

С этими словами он передал ей ожерелье из синих и белых камушков как самое драгоценное, чем он обладал. Он был счастлив. Одно его мучило — то, что он не знает, кто ее родители и к какому роду она принадлежит. Когда он спрашивал ее об этом, она лишь смотрела на него большими, полными укора глазами. Он спросил ее один-два раза и больше не лез ей в душу.

Однажды, когда он отправился на поиски пищи, он увидел в степи громадного бизона с великолепной белоснежной гривой. И вновь, как в тот раз, когда он увидел самку бизона, им овладела дикая охотничья страсть, которую он не мог побороть. До вечера он гнался за прекрасным животным и наконец поразил его метко пущенной стрелой. И, когда бизон уже мертвый лежал на земле, охотник вспомнил, что он нарушил данное жене обещание, и с тревожным чувством вернулся домой. Там, где стояло его жилище, он обнаружил многочисленные следы бизонов, а жена его исчезла. Он искал ее повсюду, громко звал ее, и голос его разносился по бескрайней прерии, но жена не откликалась. Он ждал три дня и три ночи, затем, печальный, вернулся в свою деревню.

С любопытством спрашивали его соплеменники, где он был столь долгое время, однако он оставлял их вопросы без ответа и лишь задумчиво смотрел вдаль и, как прежде, шел молча своей дорогой. Он не мог забыть красивую незнакомку, которая таким таинственным образом стала его женой. И он все время думал о том, как снова ее найти.

Так прошли годы. Черепаха не изменил свой странный образ жизни. Казалось, что он живет в ином мире. Тем временем охотники из деревни неделями бродили по прерии, чтобы добыть мясо и шкуры, столь необходимые для зимы. Но ни один бизон им не попадался. Глубокая печаль охватила деревню. Однако общая беда не огорчала Черепаху. Он сидел под ветвистым кленом и не находил покоя, пока не увидел вновь изображение теленка бизона между тенями, отбрасываемыми ветвями. Казалось, что теленок идет ему навстречу, и Черепаха ощутил странное чувство счастья.

На следующее утро к нему подбежал незнакомый мальчик и крикнул:

— Отец, следуй за мной!

Стоявшие кругом молодые воины засмеялись. Как Черепаха мог быть отцом, если у него не было жены и он избегал всех девушек?

— Кто ты? — спросил Черепаха, но мальчик не нашелся, что ему ответить, и Черепаха велел мальчику уйти. Вскоре мальчик снова пришел и снова крикнул:

Тут Черепаха заметил на шее мальчика ожерелье из синих и белых камушков, которые он когда-то подарил жене. Он закрыл глаза и вдруг увидел перед собой широкую, залитую солнцем прерию. Как во сне, схватил он щит, лук и стрелы и последовал за мальчиком, который был его сыном.

— Мать очень зла на тебя, — сказал мальчик. — И все мои многочисленные братья и сестры тоже тобой недовольны. Но я хочу, чтобы они с тобой помирились, поэтому я тайно пошел за тобой.

Наконец они добрались до прерии. Но мальчик исчез, вместо него на траве резвился теленок бизона со своей матерью. Когда самка бизона увидела Черепаху, она гневно вскричала:

— Почему ты нарушил слово? Бизон с белой гривой был моим отцом, ты его убил. Я вынуждена была оставить тебя и снова принять облик животного.

Черепаха хотел попросить у нее прощения, но самка бизона стала быстро удаляться. Если на ее пути встречалась река, она ее осушала, чтобы Черепаха не мог утолить жажду. Если же он видел птичье яйцо в траве и хотел им утолить голод, она превращала его в камень. Каждый раз она выдумывала что-нибудь новое, чтобы причинить ему зло. Однако желтый теленок бизона не отходил от отца ни на шаг.

— Не падай духом, — подбадривал он его. А однажды воткнул ему в волосы огромное перо. — Тебе предстоят еще тяжелые испытания, но я помогу тебе.

Наконец они достигли края прерии. Там их ждало большое стадо бизонов.

Топча землю и громко фыркая, с налитыми кровью глазами, они в ярости окружили охотника.

— Ты убил бизона с белой гривой и должен умереть!

Со всех сторон они набросились на него, чтобы растоптать.

Вдруг они увидели парящее в воздухе орлиное перо. Бизоны думали, что убили Черепаху, но когда они расступились, то обнаружили индейца невредимым, потому что орлиное перо сделало его невидимым и подняло в воздух. Так он спасся. Бизоны предприняли вторую попытку убить его, но вновь безуспешно. Они поняли, что бессильны перед его волшебством, и ярость их улеглась. Они даже были готовы принять охотника в свое стадо, если он согласится пройти испытание.

— Ты убил отца нашей самой красивой самки, бизона с белой гривой, — сказали они. — Если ты хочешь получить обратно свою жену, ты должен состязаться с нами в беге до рассвета. Если ты проиграешь, ты погиб!

Уже короткое время спустя он отстал от стада, которое в диком галопе неслось по степи. Тогда желтый теленок рядом с ним сделался невидимым, взял его на спину и понесся со скоростью ветра. Когда утренняя звезда погасла и наступил рассвет, они намного обогнали бизонов, которые приближались с такой бешеной скоростью, что земля гудела под их копытами.

— Ты выдержал испытание, — крикнули они разочарованно. И в то же мгновение перед ним возникла молодая индианка, такая же красивая и гордая, какой он увидел ее в первый раз. Счастливый, он обнял ее и хотел увести домой. Но тут заговорил желтый теленок:

— Тирава, Великая тайна, наделила меня чудесной силой, потому что мой отец — человек. Слушай меня внимательно, Черепаха. Отныне я буду вести стадо. Я всегда поведу его туда, где охотятся твои соплеменники, и они будут возвращаться с богатой добычей. Один из вас убьет меня. Тогда вы должны выдубить мою шкуру и из кожи сшить мешок, в который положите початок кукурузы и кусок бизоньего жира. И, когда вновь наступит голод, назовите меня, желтого теленка, по имени. Я услышу ваш зов и попрошу Тираву ниспослать вам нового охотничьего счастья!

Черепаха отправился домой со своей женой-красавицей. В деревне его почти не узнавали. Он перестал быть странным и замкнутым. Теперь он был всегда веселым в играх, самым быстрым и храбрым на охоте. Его прежнее имя больше не подходило ему, и его назвали Летящим Бизоном.

И все произошло так, как предсказал желтый теленок бизона. Кожаный мешок из его шкуры во все времена почитался племенем как самая большая святыня.

Источник статьи: https://coollib.com/b/325353-rozmari-klaus-zloy-duh-niagarskogo-vodopada/read